Мария Чурсина - Ранние рассветы

— Ищите следующий. — Сабрина недовольно отвернулась, застёгивая сумку. Через полминуты она уже была готова продолжать путешествие, и внезапные попутчики её мало волновали.

— Сабрина, — тихо окликнула её Маша, но подруга даже не обернулась. Может быть, не услышала.

Тая с Венкой сделали независимый вид и, как могли, определились с направлением. Когда они снова нырнули в ельник, Маша побежала догонять Сабрину.

— Зачем ты сказала им неправду? Это же двадцать седьмой квартал. Или я ошибаюсь?

— Перестань, — фыркнула Сабрина тихо, как будто одногруппницы ещё могли их услышать. — Они сами должны ориентироваться, а я каждому встречному помогать не собираюсь.

С хрустом сломалась под её ногой сухая ветка, Сабрина поддела носком кроссовка трухлявый пень и ускорила шаг. Маше опять пришлось едва ли не бежать за ней, кое-как пытаясь восстановить дыхание.

— Почему ты так сделала?

Никаких вопросов кроме этого противного «почему» и не осталось, она в первый раз слышала, чтобы Сабрина так хладнокровно врала.

— Почему?

Сабрина остановилась и оглянулась, в упор посмотрела на сморщившуюся, будто собирающуюся чихнуть Машу.

— Потому что Горгулья всем «отлично» не поставит, — необычно звонко произнесла она. — Одни обязательно получат оценки хуже. И я не хочу оказаться на месте этих «одних».

Она перевела дыхание — видно, и сама не рассчитала скорость — и продолжила уже спокойнее:

— Одни не дойдут, другие по дороге заблудятся. Мы дойдём и получим свой высший балл. Тебе никто никогда не рассказывал, что это важнее, чем сдать экзамен по говорильне?

Смерив Машу ещё одним взглядом, она развернулась и пошла в прежнем направлении, неторопливо, но упрямо. Глядя в её спину, Маша думала, что она — дойдёт. Дойдёт, даже не улыбнувшись удаче, потому что это и не удача была вовсе, а сухой расчет. Дойдёт и повернёт в обратную сторону, чтобы завтра пройти ещё один маршрут.

Маша судорожно втянула воздух, пахнущий землёй и хвоей — тёплый, горьковатый аромат — и зашагала следом, по дороге осознавая, что не будь Сабрины, её собственной уверенности в своих силах резко поубавилось бы.

И Горгулья легко вычислит, кто в их паре работает хуже.

— Я не обязана всё за них выполнять. Достаточно, что я сейчас работаю за двоих, — выдала Сабрина, резко дёрнув головой — будто собиралась оглянуться, но передумала.

Сколько они шли молча, Маша не засекала по часам, но молчание это было совсем другое, чем утром. На этот раз молчание было тяжёлым и тягучим, и никто не решался первым его прервать, хоть Маша и перебрала мысленно несколько фраз — глупое и бесполезное занятие. Она не заметила даже, как ельник перешёл в сосняк, и появились большие солнечные пятна под ногами. Зашуршали сухие золотистые иголки.

— Не сердись, — примирительно произнесла Сабрина. — Расскажи лучше, что тебе вчера Горгулья говорила.

— А… — протянула Маша, задирая голову, чтобы посмотреть на подтыкающие небо верхушки сосен. — Да ничего интересного. Морали читала, что я учусь плохо.

— Самунасуки, — Горгулья как будто бы из вредности называла её настоящее имя, а не прозвище. — Орлова Маша. Потом эти трое… Ник, Рауль, Мартимер. И Морозова Ляля.

Она вела ручкой по полям тетрадки, напротив списка курсантов, всякий раз останавливаясь и оставляя жирную точку возле того, кого называла.

— Эти шестеро. У них есть приличный шанс пройти полевую практику. Я бы, конечно, не так расставила их по парам. Но тут они должны решать сами, в этом весь смысл.

— А вот эта? — спросил он, щурясь в журнал. — Венина, да?

— Да. Вроде бы на обследовании психолог её одобрил, но мне как-то… — вместо того, чтобы договорить, она покачала головой.

Денис Вадимович крошил себе на коленку коричневые хлопья табака и смотрел на неё — на располосовавший левую щёку шрам. Шрам, покорённый медициной, стал бледно розовым и совсем тонким, но не исчез.

Словно помня про этот шрам, Горгулья каждый год, как только получала под свой контроль новую группу курсантов, тут же несла их дела из отдела кадров в свой кабинет и тщательно изучала, а потом выбирала тех, кто «пройдёт полевую практику». И отмечала их фамилии крестиками на полях тетради.

Но шестеро — из пятнадцати человек — это было слишком строго даже для неё.

На обед была баночка консервов и несколько кусков хлеба. Консервы кончились очень быстро, а голод не прошёл. Маша оценивающе глянула на ещё одну жестянку, которая показывала синий бок из сумки Сабрины, но та быстро подтянула сумку к себе и дёрнула молнию.