В. Бирюк - Найм

Гостимил завёл телегу во двор и, с помощью гребунов, потихоньку загружал её самым ценным из кузни. За один раз точно не вывезем. Там ещё древесного угля под тонну. Ну и куда его? Тут-то у Гостимила на подворье свалим, а дальше? Как вывозить майно? Как деда вывозить? Как вообще отсюда убраться? Этот-то «бычий гейзер» прав — день-два-три и в городке кто-то из начальников появиться. А мне по делам моим… им на глаза… вредно. «С глаз долой — из сердца вон» — русская народная мудрость. Можно — про любовь, можно — про оперативно-розыскные мероприятия.

Лодочкой, как сюда пришли — фиг. Это верховое болото — «Голубой мох» — сухое стоит. Низом идти, через эту… как её… Соложу… у мужиков пупки на волоке развяжутся. «Риск смердячей грыжи как главное ограничение попадизма». Смешно. Хотя… правильно. И не только для попаданца, но и для любого общественного деятеля вообще. В широком понимании слова «грыжа». Эй, коллеги и коллегши, кто-нибудь умеет грыжи вправлять? «Не капли крови на руках хирурга после грыжосечения» — это Спасокукоцкий. Но откуда оно в мои мозги попало? И как это «грыжесечение» делать?

Мы с Чарджи потопали домой. Остальная команда старательно «тарабанила» вдовье подворье. Николай присмотрит, чтоб ничего не пропало, сами понимаете: народишко у нас… чуть отвернулся, недоглядел, а они уже… как своё… хотя теперь оно — моё. И тогда Ноготок любому… оппоненту — мозги вправит.

Чарджи мрачно посматривал на меня, как я топаю, охая, держась за больной бок. Потом не стерпел и высказался:

— Ну и зачем ты, боярич, за этого рабёныша голову подставлял? Кабы я не поспел — поломал бы тебя тот мужик. Как медведь — дурака. Или этот, сопляк драный, тоже, как твоя Любава, редкость великая — «лопушок к душе прикладывать»?

— Что поспел — помню, что мужика унял — спасибо. Так и должно быть, Чарджи. Так — правильно. Ты мне служишь, ты обо мне заботишься. А Прокуй этот… из него добрый кузнец получиться может.

— Да не быть ему кузнецом! Или ты не видишь — мелкий он, дёрганный. Толку с него… одни убытки будут. Да и не о том речь. Если ты так головой своей будешь всякое… всякую скотинку двуногую выкупать — без головы останешься. Придётся мне другого нанимателя искать.

— Так может, ты уже и присмотрел? Нового господина себе? Нет? Ну, тогда слушай. Кузнеца, такого, который мне нужен, здесь вообще нет. Не кривись — я знаю, что говорю. Мне гожего — на всю Русь — может, два-три. Ой-ой, не надо вскидываться. Я знаю: есть на Руси умельцы. Да только не в кузнечных умениях дело! А в умении — умения свои менять. И — в согласии делать это у меня в Рябиновке. Парнишка мне нужен. Крайне. Торг вести я не умею, что у меня в мальчишке нужда — на моём лице написано. Пошёл бы обычный торг — они бы цену поставили втрое-впятеро против обычной. И я бы заплатил. А чего? Или у меня серебра нет? И пошёл бы по городку звон: «ублюдок рябиновский — дурень, за всякую дрянь негожую — серебро горстями сыпет». А нам здесь жить, дела вести. Молву-то людскую не переломишь. Я что, дурак вроде Садко Новгородского, чтобы своей казной с городским торгом спориться?

Немедленно влез фольк, напоминая о постигшем Садко наказании. Где-то я это подхватил. В годы счастливого детства. Естественно, не в оперном, а в фольк-варианте:

Ну, если сильно облитературить, то где-то как-то так…

— И ещё одно прикинь, Чарджи. Если я за какого-то мальчишку-рабёныша готов рёбрами своими рискнуть, то какую же цену я за тебя могу заплатить?

Чарджи удивлённо вскинул на меня глаза. Как-то такую ситуацию он на себя не примерял. Мы остановились на перекрёстке, я пытался отдышаться, держась за больной бок.

— Так что, Чарджи, будь осторожнее.

— ??

— Ежели с тобой беда приключиться, то мне ту беду разгребать придётся. Вон Акиму руки пожгли — посадника с тысяцким на кладбище снесли. А здешний «россомах» меня мало-мало в куски не порубал. Маленький я, расту я ещё. И сила моя растёт. Но — покуда ещё не выросла. Так-то можно бы и городок в дым перевести, и по речке этой кровищу пустить. Ежели с тобой что…

Чарджи ошарашенно смотрел на меня. И кто это сказал, что у степняков — глаза узкие? Вона как распахиваются.

— Чему удивляешься? Ты мне служишь, жизнь мне который раз спасаешь. Это — твоя служба. Попадёшь в беду — я тебя вызволять буду, свою голову подставлять. Это — моя служба. Посему и прошу: осторожнее будь, не попадайся.