Роберт Говард - Час Дракона

Грисвелл попытался вспомнить, что его разбудило. В доме было тихо и снаружи тоже стояла тишина, нарушаемая только заунывным уханьем совы далеко и сосновом лесу. Но вот ему удалось поймать ускользнувшее воспоминание. Это был кошмар, сон, до того наполненный смутным ужасом, что заставил его проснуться в страхе. Воспоминание нахлынуло вновь, живо обрисовывая отвратительное видение.

Но был ли это сон? Должно быть, так, но он так странно смешался с недавними действительными событиями, что теперь трудно было понять, где кончается реальность и начинается фантазия. Ему спящему казалось, что он вновь пережил несколько часов бодрствуя.

Сон начался внезапно, едва только он и Джон увидели дом, в котором сейчас лежали. Они подъехали, гремя железом и подпрыгивая на выбоинах старой дороги, которая вела через сосновые леса, в которых он и Джон скитались вдали от дома в Новой Англии в поисках приключений. Они приметили этот старый дом с галереями и балюстрадами, поднимавшийся посреди зарослей дикого кустарника навстречу заходящему солнцу. Дом сразу же завладел их вниманием, возвышаясь на фоне зловеще багряного заката, — черный, застывший, мрачный.

Они жутко устали от дороги, от тряски по лесным колдобинам на протяжении всего дня. Старый заброшенный дом будоражил их воображение своим былым великолепием и полным упадком. Они оставили машину на дороге, и, когда поднимались по узкой дорожке из кирпича, почти заросшей густой порослью, над домом взмыла стая голубей и унеслась прочь с диким шумом крыльев.

Дубовая дверь осела на сломанных петлях. Пыль лежала густым толстым слоем на полу широкой темной прихожей и на ступеньках лестницы, ведущей куда-то вверх. Они повернули и вошли в просторную, пустую пыльную комнату с блестящей паутиной по углам. Пыль лежала везде.

Немного поговорив о том, что неплохо бы развести костер в камине, они тем не менее решили этого не делать. Солнце село и быстро пришла тьма, кромешная тьма сосновых лесов, в которых было полно гремучих змей, представлявших немалую опасность для человека. Поев из банок, они завернулись в одеяла около холодного камина и мгновенно уснули.

Практически все это приснилось Грисвеллу. Он вновь увидел мрачный дом, воздвигнутый среди леса, увидел полет голубей, когда он и Джон подходили по разбитой дорожке к дубовым дверям. Он увидел темную комнату, в которой они сейчас лежали, и две темные фигуры, закутанные в одеяла, распростертые на пыльном полу. Это был он и его друг. С этого момента сон слегка изменился, выходя из реальности и слегка окрашиваясь страхом. Он вновь видел просторную пыльную комнату, едва освещенную серебристым светом луны, свет которой струился из какого-то скрытого источника, так как в комнате не было окон. Но при сером свете он увидел еще три маленькие фигуры, неподвижно висящие в ряд, их спокойствие и неподвижность вселяли холодный ужас в его душу. Не было слышно ни звука, но он чувствовал присутствие страха и безумия, затаившегося в темном углу… И он вновь перенесся в пыльную комнату с высоким потолком и лежал сейчас напротив камина.

Он лежал, закутанный в одеяло и напряженно всматривался в темный провал двери и затемненный холл, туда, где луч лунного света падал на лестницу с балюстрадой в каких-то семи шагах от него. И там, на лестнице, было нечто — скрюченное, уродливое существо, призрачная тварь, которая, однако, не была видна в луче света. Но тусклое желтое пятно, которое могло быть лицом, было повернуто в его сторону, как будто нечто затаилось на лестнице, злобно рассматривая его и Джона. Холодный ужас ударил по его нервам, и он проснулся, если действительно спал.

Он моргнул. Луч света по-прежнему падал на лестницу, но никакой уродливой фигуры там не было. Однако страх, навеянный жутким сном, все еще был с ним. Он сделал несколько непроизвольных движений, пытаясь разбудить товарища, лежащего рядом, но внезапно раздавшийся звук парализовал его.

Что-то свистело этажом выше. Свист был жутким и одновременно сладким, не неся никакой определенной мелодии, — это просто был свист, мелодичный и пронзительный. Такие звуки в заброшенном доме были тревожными сами по себе, но нечто большее, чем страх насильственного вторжения, держал в оцепенении Грисвелла. Он не мог измерить меру ужаса, владевшего им. Рядом зашевелился Браннер, его фигура смутно обрисовалась во тьме, голова была повернута в сторону лестницы, словно Джон прислушивался. Сверхъестественный свист стал более сладким и более дьявольским.