Татьяна Мудрая - Мириад островов. Строптивицы

— А они хотят крови, — слегка упавшим голосом добавила Олли.

— Думаю, совсем немного, — успокоила её сестра.

Вытащила джамбию и, чуть помедлив, провела по коже запястья. На стену и пол брызнули брусничного цвета капли, ранка тотчас же свернулась — и в тот же миг изнутри донёсся скрежет. Панель от пола до потолка стала ребром, открыв узкую винтовую лестницу — возможно, такую точно, какой девушки не захотели воспользоваться в другом месте.

— Что же, пойдём? — сказала Барби.

— Кажется мне, что нами управляют, — ответила старшая сестра. — Опять же мы босиком, а ступени грязные.

— Не грязней здешних паркетов, — утешила Барба. — И тем более тропинок Чумного Атолла, по которым мы и зимой норовили ходить без башмаков.

Лестница и внешняя дверца оказались почти столь же предупредительны, как и те, что у входа. Ступени не двигались, однако на всём пути горели странного вида факелы, которые зажигались по мере приближения девиц, а потом тухли. Их свет мешался с призрачным сиянием, что текло сверху, оттуда, где обнаружилась узкая щель. Девушки еле протиснулись в неё — и остолбенели.

Они оказались на верху башни, судя по широким зубцам, предназначенном для боя. Однако здесь было выметено как ветром, а в самом центре светился круг из полированного металла или стекла, разделённый на серповидные дольки.

— Стальная диафрагма, — вслух подумала Олли.

— Похоже, тут варварство ритмично чередуется с цивилизацией, — ответила младшая сестра. — Вертское колдовство — с заёмными рутенскими технологиями.

— Так что теперь — снова телесными жидкостями брызгаться?

— Кажется, и так признает. Попробуем на первый случай отразиться в этом глазу.

Они подошли, и Барба осторожно пригнулась к «радужке», в самом деле переливающейся всеми цветами побежалости: желтым, алым, голубым и зеленоватым. Олавирхо держала её за руку, чтобы не затянуло внутрь.

Стоило тени лечь на поверхность, как та совершенно без звука дрогнула и разошлась в стороны, оттесняя девушек и под конец открыв сначала тёмный зрак или окуляр, более похожий на точку, а потом довольно широкий колодец.

Далеко в глубине светились простыни ложа, придвинутого изголовьем к дальней стене, и две крошечные фигурки на нём. Если вглядеться и вдуматься в картину, становилось понятно, что баррикада перекрывала единственную дверь, не заложенную на засов. И, по всей видимости, немилосердно тугую.

— Они, — прошипела Олли. — Суженые-ряженые. Теперь главное — не вспугнуть.

— Теперь главное — спуститься без повреждений, — возразила Барбара. — Тебе не кажется, что нас вооружили слишком коротким пояском?

Но когда обе, положив на пол ненужные больше «динамки», размотали вервия, надеясь хоть отчасти промерить глубину, те самовольно переплелись — и перед сёстрами оказалась лестница с мягкими петлями ступеней. Ноша очень удачно прикрепилась к нижней её части, а на брови стального глаза выступили два крючка, и верхняя перекладина замоталась на них как нельзя более надёжно.

— Лезем вниз, — сказала Олавирхо. — Хоть нас к тому подталкивают.

— Ну да, здешние кровопийцы-невидимки, — кивнула Барбара. — Что же, другого нам не дано. Лезем.

Обе были ловки благодаря практике, начавшейся в раннем детстве и превратившей их в «учёных дикарок», по семейному присловью, а также одевшей их ладони и подошвы подобием эластичной скорлупы.

Когда эти подошвы коснулись пола, на удивление тёплого и гладкого, а руки отцепили и бросили вниз имущество очень выразительного вида, сёстры уже успели рассмотреть поле деятельности.

Их мальчишки раскатились на разные стороны ложа, стянув на себя и обмотав вокруг: Армин — богатое стёганое покрывало, Сентемир — чуть проеденный молью плед из шерсти мулагра. Только волосы их расплелись и переплелись концами: темно-каштановые и золотисто-русые в тёплом свете масляных ламп.

Девушкам даже не понадобилось сговариваться — так мощно в них взыграло воспитание и прихваченные по пути алгоритмы. Кинжалы сами собой подцепились назад к поясу, коим послужил кусок, откромсанный от лестницы-метаморфа, не спешившей, однако, превращаться.

Затем Олли сдёрнула покрышку с жениха сестры — так, что он перевернулся вокруг оси и едва не упал вниз. Схватила за руки и распяла на себе, словно огромную куклу: тот даже не сообразил лягаться. Впрочем, колени Сенты были вскоре вдавлены между Олли и окантовкой ложа, а в зад вонзились кривые ножны.