Кардинена оборачивается:
— Устал, я вижу. До такого же странноприимного места, как прежнее, идти немало, а наверху придётся спать посменно. Только ведь ты не выдержишь бдения. Не оправдаешь. Скажешь, нет?
— Мне приходилось долго не спать. Но уши у меня не чуткие на природный шум и нескоро такими будут.
— Может быть, и скоро. Иным хватало недели…
Вдруг женщина оборвала себя:
— Вот оно. Держись чётко позади и не вмешивайся нипочём. Волосы наружу выправь.
Но Сорди не успел. Ничего. Ибо из-за ближнего поворота выехали люди. Конные.
Оружие и одежда почти такие же, как у Кардинены. Первое — нарочито щегольское, второе выглядит небрежно, как наряд записного денди. Ягмурлуки вот не бурые — чёрные. Все темноволосы, темноглазы и бороды скоблят, наверное, кремневым топориком. У старшего кос даже две, разделённые пробором, — так изобильны; проседь мешается в них с еле заметной рыжиной.
— Привет тебе, Тэйнри.
Он кланяется едва ли не в пояс — серая прядь, что выпала из причёски, почти касается седельной луки.
— Здравствуй и ты, Карди. Я пришёл ради мира и блага.
— Вижу, благородный вождь. Кто бы в том сомневался.
— С миром и благом — оттого, что у тебя ученик. Приёмный сын, что защищает своего мастера, как младенец — свою мать. И ученик воистину прекрасный! Тонкая кость, карие волосы с примесью золота, серые глаза. Обновление крови всему роду Борджэге.
— Неужели заберёшь? Полно тебе.
— Знаю-знаю, что не по нашему обычаю. Хочу обменять. Один из твоих кешиктенов…
— Нет у меня гвардии, ты знаешь.
— Нет при тебе. Ладно, не буду спорить. Тайно и беззаконно за тобой пошёл, ибо хотел охранить. Я его уступаю — ты отдаёшь права на юнца.
— Плохой обмен. Без чести. Нет.
— Ты даже имени не захотела спросить.
Кардинена кивнула:
— Да. И ты не называй. Для записного карточного игрока все пальцы на руках одну цену имеют.
— Биться за пленника, значит, не станешь, Кардинена Та-Эль бану Терги?
— Нынче не стану, Тэйнрелл бану Борджегэ. И не проси.
— Что же, ходите невредимо. А захочешь на него посмотреть — препятствовать не будем и дороги назад не загородим. Только не медли, Карди.
— Благодарю тебя, Тэйн.
Всадники поклонились уже все — и исчезли в зарослях.
— Поторопимся, Сорди. Неприкосновенность мне они гарантировали, а ты и так ее, выходит, имеешь.
Он не спросил, почему: дисциплина на него давила или шок от опасной встречи? Кардинена шла впереди невиданно широким шагом, уже не по тропе — перепрыгивая с камня на камень и балансируя с риском провалиться в щель или сорваться с обрыва. К своему изумлению, он поспевал за ней почти без труда и с той же ловкостью.
Наконец, оба остановились на выступе вроде того, откуда Сергея сняли при помощи пояса.
— Хочешь смотреть — на, орвьетан проглоти, — женщина выпростала из фольги, протянула назад крупную пилюлю. — Шевелиться нельзя, кричать нельзя. Портить моему человеку настроение — тоже.
Внизу, вокруг небольшой арены, собралось почти все племя — бану Тэйнрелла. Полузабытые определения и различия из тех, что заставляли Сорди учить в самом начале несостоявшейся миссионерской карьеры. В этих местах в ходу пограничные стычки, говорили ему, каждый род мнит себя племенем, а скопище родов — государством. Угоняют табуны, воруют скот. Режутся в споре на саблях один на один. Нечестивцы. А самый Вавилон — город по названию Лэн-Дархан, средоточие трех вер. Современный с виду, набитый благами цивилизации, сплошные театры, библиотеки, мечети да синагоги с костёлами, а храма нет ни одного. Гроб повапленный.
Внизу двое юнцов, похоже, простые воины, застелили круг толстым сукном или войлоком. Вынесли саблю вместе с поясом — такие здесь называются карха-гран, тяжелая сабля, вспомнил он. У степняков, что захаживают в горы, — кархи-мэл, злые, малые сабли, по виду — круто изогнутые серпы.
Клинок бережно и с почтением обнажили. Из ковшика облили его по всей длине струйкой чистой воды.
«Я видел похожее, — сказал себе Сергей. — Фильм по книге «Последний…»
Он не успел додумать название. Из-за рядов внутрь круга вышел человек с совершенно седыми косами, в рубахе распояской, но руки свободны. Владелец «погибельного железа», понял Сорди. Тот самый пленник.
— Иштен, — пробормотала женщина так тихо, что ее спутнику показалось, что он слышит ее мысли. — Погано, да хоть не самый гроб.
Подошёл Тэйн, приподнял конец одной косы. Что-то спросил Иштена — тот покачал головой. Тогда один из молодых подвёл нагую саблю лезвием к затылку и, чуть повернув к себе, поддел обе косы изнутри — они упали с лёгким шелестом, будто лист осенью. И, перехватив за лезвие, вручил клинок вождю вперед рукоятью.
Читать дальше