Робин Ла Фиверс - Темное торжество

Он качает головой, словно недоумевая, как в нее такое могло прийти.

Я спрашиваю:

— Так ты ляжешь со мной?

Я пытаюсь произнести это соблазнительным тоном, но получается жалобно.

Чудище спускает ноги с кровати. Он очень серьезен.

— Сибелла, ты столько претерпела от мужчин, перенесла такие страдания… Ты не должна этого делать. Не нужно предлагать свое тело, чтобы заручиться моей любовью. Она и так принадлежит тебе.

— Я знаю, — шепчу я. — Просто хочу пойти на смерть, по крайней мере однажды познав истинную любовь.

Он поднимается на ноги и как-то вдруг сразу оказывается подле меня. И почему я всегда забываю, сколь он могуч и громаден? Скорее всего, потому, что еще ни разу не смотрела на него со страхом. Его ладонь отводит волосы с моего лица, как бы для того, чтобы лучше видеть меня. И этот простой жест заставляет очень остро почувствовать, что на мне ничего нет, кроме тонкой сорочки.

— Я хочу, чтобы ты пришла ко мне, движимая правильными желаниями, — говорит он. — Не потому, что должна, и не потому, что боишься погибнуть. Желаешь ли ты меня душою и телом?

Я всматриваюсь в его глаза. Они не вполне человеческие. Ну так я и сама не вполне человек. Если есть на свете мужчина, способный понять живущую во мне тьму, так это он. И я отвечаю:

— Кому же еще я могу со спокойной совестью вручить и то и другое, как не могучему Чудищу Варохскому?

Он притягивает меня к себе, его взгляд переползает на мои губы. Меня охватывает жар его тела, я чувствую, как сердце бухает у него в груди. Он нагибается ко мне, наши губы почти соприкасаются… Тут он медлит, и тогда я сама приподнимаюсь на цыпочки и прижимаюсь губами к его губам. Наш поцелуй сладостен и полон жажды. Его и моей. Кажется, сбывается то, чего мы оба дожидались всю жизнь.

И еще я понимаю: так и должно быть. Наша страсть благословенна и праведна. Я не ощущаю ни малейшей тени стыда. Не слышу в душе своей никакого голоса, вопящего: «Нет!» И не нужно закрывать глаза, убеждая себя, что на самом деле я нахожусь далеко-далеко.

Его ладонь спускается ниже, пальцы гладят мою шею, и я наслаждаюсь прикосновением шершавых мозолей, дивясь тому, на какую нежность, оказывается, способна рука, наделенная такой убийственной мощью. Другая рука обвивает мою талию, переползает по ребрам, вот-вот коснется груди…

Он дотрагивается лбом до моего лба и тяжело дышит:

— Ты правда этого хочешь?

Судя по голосу, он не вполне верит происходящему. Я отвечаю тоже шепотом:

— Как никогда в жизни!

И наши губы снова смыкаются, и тлеющие угли взаимного чувства взрываются неудержимым костром. Никаких сомнений, никакого стыда, никакой тьмы! Более того, во мне просыпается истинное желание, неловкое и неумелое, словно только что родившийся жеребенок. И это я — я, натренированная убийца! Ну и пусть! Ничто не имеет значения. Все, что было, пусть остается в прошлом. Важно только то, что происходит здесь и сейчас. В этой комнате. Между нами. Его руки на моем теле. Наше перемешанное дыхание. Наши сердца, бьющиеся совсем рядом, бьющиеся как одно.

Он подхватывает меня на руки и прижимает к груди. Движение такое неожиданное и стремительное, что у меня вырывается смешок.

— Что ты творишь?

— Всю жизнь мечтал похитить прекрасную деву и р-р-растерзать, — хмыкает он.

— Это еще кто кого растерзает, — бормочу я, растворяясь в блаженстве.

Какое это, оказывается, наслаждение, когда тебя вот так подхватывают и несут.

Подойдя к постели, он бережно укладывает меня и какое-то время просто смотрит. Этот его взгляд, проникающий в самую душу! Только на сей раз и я ему в душу заглядываю. Вижу все его сомнения, всю неуверенность. Я в самом деле хочу этого человека. Всего целиком. Я беру руку Чудища и тяну его к себе:

— Если забыл, как терзать, я тебя с удовольствием научу.

Он смеется, и наши губы снова соединяются, и его смех наполняет все темные уголки моей души.

А потом смех умолкает, и я на миг вспоминаю легенды угольщиков и догадываюсь, что нашу ночь любви благословила отнюдь не Аморна, даже не Ардвинна, но сама Темная Матерь, покровительница новых начал.

Утром я просыпаюсь в объятиях Чудища. Смотрю на его руку, и она напоминает мне корень могучего лесного древа, столь крепко привязывающий его к земле.

Умом я понимаю: пора его будить, мы не должны терять время, нас ждет невозможное, самоубийственное предприятие… Но все же хочется украсть у реальности еще одно мгновение, еще чуть-чуть понаслаждаться случившимся волшебством. И надо ли говорить, что это совсем не то волшебство, которое так любят воспевать поэты, слагающие стихи о любви. Эта магия — иной природы, она неизмеримо сильней.