Сергей Карпущенко - Маска Владигора

Сказал — и вышел из пещеры, но отсутствовал недолго. Вскоре вернулся, и все увидели, что держит он в своей руке глиняную фигурку человека. С ней подошел он к Владигору, спросил:

— Разве не понял ты, когда три дня бранил жену свою, что делаешь это против своей воли, по воле злых чар?

— Нет, не уразумел, — ответил тихо Владигор.

Велигор пристально, глядя брату прямо в глаза, сказал с болью и тоской:

— Не знаю, простишь ли ты меня, когда узнаешь, что я тебя, брата моего, извести хотел?

— Прощу, ты же брат мой, — по-прежнему тихо и так же глядя в глаза брату, молвил Владигор.

И увидели все, как выдернул из глиняной головки Велигор железную иголку, и тут же за голову свою схватился Владигор и застонал, лицо же его при этом стало еще более страшным. Но вот уродливые черты лица прояснились, руку от головы Владигор убрал, и улыбка ненадолго осветила ужасное лицо.

— Все, нет больше боли, и злобы тоже нет, — сказал он. — Прежним стал!

Обеими руками князь обнял брата и трижды поцеловал его.

Пришла зима, и скалы покрылись снегом, который скрадывал их очертания, напоминавшие прежде то вставшую на дыбы лошадь, то голову великана.

Дружинники Любавы нашли пещеры для жилья неподалеку от места, где обитали двое мужчин и три женщины: братья, Кудруна, Любава и Путислава. Всем им предстояло коротать время у костров, покуда не кончится снегопад и они не спустятся в долину, чтобы начать движение к Ладору. Зверья повсюду было много, и люди не голодали. Тяжелее приходилось лошадям, потому что единственным кормом для них была пожухлая трава, которую дружинники откапывали из-под снега.

Владигор и Велигор часто уходили вдвоем в уединенное место и рассказывали друг другу случаи из своей жизни, этих рассказов у каждого имелось в запасе столько, что, казалось обоим, не хватит и зимы, чтобы все их выслушать. Велигор порой краснел и отворачивался, чтобы скрыть смущение, потому что внезапно вспоминал о своем желании убить Владигора, причем сделать его смерть долгой и мучительной. Но помнил он и о чувстве жалости, которым проникся некогда, увидев обезображенного победителя состязаний. Велигор поведал брату о том, как поднял с земли его личину, как пошел с нею к чародею Острогу, ученику Веденея, и как тот сразу же признал в письменах, начертанных на ее внутренней стороне, работу колдуна Краса, советника Грунлафа.

— Так вот кто испортил мое лицо! — с горечью воскликнул Владигор. — А я ему так доверял! Я же покинул Ладор, оставив на его попечение Кудруну и Любаву!

— И теперь Ладор в руках борейцев! — подхватил Велигор. — Знаешь, мнится мне, что и ты, и я, полюбив Кудруну, тоже стали жертвами чар Краса. Он тебе показывал ее изображение на деревянной доске?

— Ну да! Я помню, что был поражен ее красотою…

Велигор помолчал. Он по-прежнему любил Кудруну, но теперь она не могла ему принадлежать, потому что отбирать жену у брата, по мысли Велигора, было бы таким бесчестным делом, равное которому по мерзости трудно и сыскать.

— Скажу еще, — продолжал Велигор, — что этот чародей Острог сказал мне так: спасешь душу брата единокровного, если, лук натянув, выстрелишь прямо в его сердце.

Владигор расхохотался:

— Вот уж загнул этот твой Острог! Ну давай стреляй, попробуй! Может, и впрямь душа моя, от тела отделившись, расстанется с моим уродством!

Смутился Велигор. Не стоило, подумал он, вздор этот пересказывать. О другом заговорил. Сказал, что если и примут его в Ладоре люди за князя своего, то будет он править вместе с Владигором — во всем будет слушаться советов брата.

И обнялись братья тепло и дружески, доверяя один другому, как самим себе.

Любава с Кудруной тоже жили дружно, совсем не так, как в Ладоре, когда сестра Владигора подозревала невестку в том, что она лишь ради того, чтобы завладеть властью в Синегорье, согласилась выйти замуж за урода. Теперь же, когда узнала она, что девушка отправилась на поиски супруга, когда поведал ей Владигор и о том, как возвращала ему Кудруна человеческий облик в лесной избушке, как не побоялась уехать вместе с ним в горы, готовая здесь, в пещере, жить сколь угодно долго, поняла Любава силу ее любви, искренней и чистой. И часто целовала она Кудруне руки, благодаря за эту любовь.

А Путислава не переставала любить Велигора, хоть и догадывалась, что он все еще более чем неравнодушен к жене своего брата. Но знала она также, что никогда не попытается Велигор оспорить право Владигора на Кудруну, а поэтому надежда теплилась в ее сердце. Надеялась она, что когда-нибудь Велигор излечится от страсти к дочери Грунлафа и тогда…