Сергей Карпущенко - Маска Владигора

Она резко поднялась. Все лицо ее пылало, губы дрожали, а прекрасные зеленые глаза помутнели от боли за судьбу любимого супруга.

— Идем скорее! Велигор твой у нас в пещере! Ушла сегодня я от Владигора, потому что неожиданно жестоким стал он, злым. Даже ударил меня, княгиню! Теперь понимаю, что это злые козни Велигора тому причиной. Сгубит он его, если не поспешим!

Женщины вскочили в седла, торопливо непослушными от волнения руками натянули поводья и поспешили к пещере, где остались их любимые мужчины. Но не заметили они, что следом за ними двинулась группа всадников, внезапно появившаяся из-за скалы.

Велигор же в это время, будучи не на шутку встревожен тем, что его магия подействовала так скоро и что Кудруна, не стерпев грубости супруга, попросту ушла от него в неизвестном направлении, урезонивал Владигора:

— Нет, скажу тебе откровенно: дурно ты поступил. Она ведь все-таки княгиня, княжеского рода, а ты ею как простой крестьянкой помыкал. Вернул бы ты ее. Не ровен час, сорвется со скалы. Гляди-ка, снег идет…

Владигор, в сердце которого все еще бушевала беспричинная злоба, криво улыбаясь, отвечал:

— Ничего, вернется, куда денется! А не захочет, так и пусть себе бредет куда глаза глядят. Сама же путь свой избрала. Баб, приятель, только рукой железной и надобно держать, чтоб не баловались…

Он хотел еще что-то сказать, но не успел, — в пещере неожиданно появились Кудруна и Путислава. Владигор, довольный тем, что его предположение о неизбежном возвращении жены оказалось верным, победно улыбнулся, зато Велигор не смог скрыть испуга, ведь Путислава знала о его желании убить Владигора!..

Княгиня быстрыми шагами подошла к Владигору, встала на колени, припала губами к его руке и зашептала:

— Прости, любимый, не ведала я, что в гневе своем не ты виноват.

Краем глаза заметила она на столе кинжал Владигоров. С колен поднявшись, рысью метнулась она к столу, кинжал схватила, левою рукою под подбородок Велигора подхватила, правой точеное лезвие кинжала к горлу его приставила, прокричав:

— Не скажешь, чем испортил Владигора, тут же перережу горло! Не позволю мужа моего губить!

Такого оборота не ожидал никто — ни сам Велигор, ни Владигор, ни Путислава. Велигор не знал, что и сказать: признаться в злом колдовстве своем означало для него навсегда потерять Кудруну, которая, оказывается, урода мужа любила больше жизни, не признаться — дать согласие на смерть, потому что Кудруна, было видно, не шутила.

— Говори, Велигор! — не выдержала Путислава, боясь за жизнь любимого человека. — Она убьет тебя!

Еще несколько мгновений промедления могли закончиться для Велигора смертью. Лезвие кинжала все сильнее вдавливалось в кожу, но властный голос, громко прозвучавший где-то у самого входа в пещеру, заставил Кудруну отдернуть руку, державшую оружие:

— А ну-ка брось кинжал, Кудруна! Не лишай Синегорья законного правителя и князя!

Все, даже Велигор, все еще удерживаемый Кудруной за подбородок, повернули головы. В пещере стояли Любава и несколько дружинников с обнаженными мечами. Сестра Владигора быстро подошла к Кудруне и, решительным движением вырвав из ее руки кинжал, сказала:

— Не знаю, за что ты хотела убить сына Светозора, но сделать тебе я это не позволю!

Каждый, кто был в пещере, был словно громом поражен, услышав о том, что Велигор — сын Светозора. Все молчали, но сильнее всех был удивлен сам Велигор. Понимая, что без объяснения не обойтись, Любава, устало опустившись на лавку, заговорила:

— Да, у Светозора был еще один сын, от рабыни. Когда малютку Велия везли в Поскреб, лесные тати перебили всю охрану, и кормилица бросила малютку в кусты. Там и нашла его потом ведунья. У нее княжий сын жил до отрочества, а после… сам стал татем. И потому я здесь, что Ладор уж занят борейцами. Ладорцы изгнали Владигора. Что же делать? Но у княжества есть прямой наследник Светозора. Это — Велигор! Оттого-то я и здесь — звать на княжение тебя пришла. А ты уж, Владигор, прости меня за это. О Синегорье печалуюсь…

И Любава, поднявшись с лавки, низко поклонилась брату.

Все смотрели на Велигора и видели, что скорбным стало его лицо. Какие-то мысли боролись в нем одна с другой. Нахмурясь, он потирал лоб, по щекам текли капли пота. Затем медленно полез он за пазуху, достал висевший на шнурке круглый серебряный знак. Как бы размышляя вслух, пробормотал:

— Да, меч и две перекрещенные стрелы. Ну, видно, сам Перун разум у меня отнял!