David Eddings - Колдунья из Даршивы

Их спутники сидели на полянке вокруг ямы с огнем.

– Здесь гончая, – тихо сообщил Гарион. – Я слышал ее вой.

– Ты смог понять, что она говорила? – с тревогой спросил Бельгарат.

– Я не понимаю ее язык, дедушка. Впрочем, это звучало как призыв.

– Возможно, она созывала других членов стаи, – проворчал старик. – Гончие редко охотятся в одиночку.

– Свет от костра хорошо виден, – заметил Гарион.

– Сейчас я об этом позабочусь, – сказал Дарник, забрасывая грязью яму с огнем.

– Ты смог определить местонахождение гончей? – расспрашивал Бельгарат.

– Она на некотором расстоянии отсюда, – ответил Гарион. – Думаю, где-то на дороге.

– Идет по нашему следу? – осведомился Шелк.

– Во всяком случае, не бесцельно бегает.

– Если гончая преследует нас, то я могу сбить ее со следа с помощью порошка, который использовал в Ашабе, – предложил Сади.

– Что ты на это скажешь? – спросил Бельгарат у Бельдина.

Горбун рассеянно чертил веточкой в грязи таинственные диаграммы.

– Это не сработает, – отозвался он. – Гончие – необычные собаки; они не станут слепо бежать за вожаком. Обнаружив наше местонахождение, они рассеются и бросятся на нас с разных сторон. Придется придумать что-нибудь еще.

– И как можно скорее, – добавил Шелк, нервно озираясь.

Польгара сбросила голубой плащ и передала его Дарнику.

– Я этим займусь, – спокойно сказала она.

– Что ты задумала, Пол? – с подозрением осведомился Бельгарат.

– Я еще не решила, Старый Волк. Может, придумаю на ходу, как иногда делаешь ты. – Наполнив воздух вокруг себя голубым сиянием, она превратилась в сову и замахала крыльями среди мертвых деревьев.

Закет смотрел вслед призрачным очертаниям белой совы.

– Невероятно, – поежился он и посмотрел на Гариона. – Не могу сказать, что понимаю ваше беспокойство. Вы ведь волшебники – по крайней мере, некоторые из вас. Не можете ли вы просто?.. – Он не договорил.

– Нет, – покачал головой Гарион.

– Почему?

– Это создает слишком много шума. Обычные люди его не слышат, но слышим и мы, и гролимы. Если мы попытаемся это сделать, то повесим себе на шею всех гролимов из этой части Даршивы. Возможности волшебников часто переоценивают, Закет. Конечно, мы можем делать то, что недоступно обычным людям, но на нас наложено столько ограничений, что игра не стоит свеч, если только мы не слишком спешим.

– Я об этом не задумывался, – промолвил Закет. – А гончие в самом деле такие большие, как о них говорят?

– Возможно, даже еще больше, – ответил Шелк. – Они размером с маленькую лошадь.

– Забавный вы парень, Хелдар, – усмехнулся Закет. – Настолько забавный, что я предпочитаю вам не верить, а увидеть это своими глазами.

– Лучше пожелайте себе, чтобы вам не представилась такая возможность.

Бельгарат, прищурившись, посмотрел на императора.

– Вижу, вы не из тех, кто верит на слово? – осведомился он.

– Предпочитаю верить собственным глазам, – пожал плечами Закет. – Годы воспитали во мне скептицизм.

– Это может оказаться проблемой. – Старик поскреб щеку. – Возможно, нам придется действовать в спешке и у нас не хватит времени на объяснения, а у вас не хватит терпения стоять, раскрыв рот от удивления. Думаю, пора научить вас некоторым вещам.

– Я готов вас слушать, – сказал Закет. – Обещаю поверить каждому вашему слову. Говорите.

– Предоставлю это Гариону. Мне нужно поддерживать связь с Пол. Почему бы вам двоим не вернуться на опушку? Разведаете обстановку, а Гарион заодно вас просветит. Только постарайтесь не поддаваться вашему природному скептицизму.

– Посмотрим, – промолвил Закет.

В течение следующих нескольких часов, когда Гарион и Закет сидели на опушке за поваленным деревом, скептицизм императора Маллореи подвергался тяжкому испытанию. Гарион говорил полушепотом, напрягая зрение и слух. Он начал с краткого изложения «Книги алорийца», потом перешел к узловые моментам Мринских рукописей, описал ранние годы волшебника Бельгарата и наконец перешел к сути дела. Гарион поведал ему о возможностях и ограничениях Воли и Слова, по ходу коснувшись проекции, транслокации, изменения облика и тому подобного. Он упомянул о таинственных звуках, сопровождающих то, что обычные люди именуют колдовством, истощение, охватывающее волшебника после акта чародейства, и единственный абсолютный запрет – уничтожать содеянное.

– Это произошло с Ктучиком, – закончил Гарион. – Он так боялся того, что может произойти, если Шар попадет ко мне в руки, что преступил черту и попытался его уничтожить.