Марк Лоуренс - Король терний

Надо было оставить Йорга умирать в тронном зале. Но это так бессердечно. Будь он проклят.

Завтра мы похороним Ханну. Она была старой и все время жаловалась на здоровье, хотя это еще не повод и не причина умирать. Мне ее будет не хватать. Она была суровой женщиной, возможно, даже жестокой, но только не со мной. Не знаю, буду ли я плакать, когда ее гроб опустят в могилу. Должна. Но не знаю, буду ли.

Это будет завтра. А сегодня у нас гости. Со своей свитой прибыли принц Стрелы и его брат, принц Иган. Думаю, Сарет пожелает моего присутствия. Или этого потребует старый король Олидан. У Сарет почти не осталось своих мыслей и желаний. Посмотрим, как все повернется.

А сейчас мне нужно немного поспать. Возможно, к утру голова перестанет болеть. И странные сны перестанут сниться. Будем надеяться, мамина ваза вышибла их из моей головы.

«Открой шкатулку, Йорг».

Я внимательно разглядывал шкатулку. Медная, с выдавленным узором терновой ветки; ни замка, ни петель.

«Открой шкатулку, Йорг».

Шкатулка недостаточно большая, чтобы там могла поместиться отсеченная голова. Разве что сжатая в кулак кисть ребенка. Кубок, кинжал, или шкатулка размером поменьше.

Я смотрел на медную шкатулку, на ней играли слабые отблески огня, горевшего в камине. Его тепла я не чувствовал. Я позволил огню догореть и погаснуть. Солнце скрылось за горизонтом, в комнате сгустились тени. Мой взгляд застыл на последних тлеющих углях. Подкралась полночь, но я оставался неподвижен, словно каменный истукан, как будто любое мое движение повлечет за собой тяжкий грех. Напряжение сковало меня, давая о себе знать покалыванием в мышцах, болью в плотно сжатых челюстях. Подушечками пальцев я ощущал прожилки и крошечные впадинки на поверхности деревянного стола.

Взошла луна и разлилась молочно-бледными пятнами по каменным плитам пола. Лунный свет упал на нетронутый кубок с вином, заставляя его серебристо поблескивать. Наползли тучи и затянули небо, пролились в черноту ночи дождем. Тихий мерный шорох дождя разбудил память. В предрассветные часы огонь в камине окончательно потух, исчезла луна и звезды. Я взял кинжал. Прижал холодную острую сталь к запястью.

Ребенок продолжал лежать в углу, неестественно разбросав руки и ноги. Слишком мертвый, вся королевская конница и вся королевская рать не смогли бы поднять его снова. Иногда мне кажется, что в своей жизни призраков я видел гораздо больше, чем людей. Но этот мальчишка преследует меня неотступно.

«Открой шкатулку».

Ответ заключался в шкатулке. Я знал это. Мальчик хотел, чтобы я ее открыл. И мне этого хотелось — выпустить на волю воспоминания, хотя они грозили быть тяжелыми, мрачными и опасными. К шкатулке тянуло, как тянет к краю отвесной скалы, чем ближе, тем сильнее, а там — освобождение.

«Нет».

Я развернул стул к окну, за которым шел дождь, успевший превратиться в мокрый снег.

Я привез шкатулку из пустыни, в которой можно было и без солнца сгореть дотла. Четыре года я хранил ее и уже не помнил, как она попала ко мне в руки, кому она принадлежала до меня. Я помнил лишь одно — внутри нее ад, который едва не лишил меня рассудка.

Вдали за пеленой мокрого снега и дождя поблескивали огни лагеря. Огней было очень много: они взбирались по склонам гор вверх, соскальзывали вниз. Солдаты принца Стрелы заняли три долины. В одной им было не поместиться. Три долины, плотно заполненные рыцарями и лучниками, пешими воинами и пикинерами, меченосцами и алебардщиками, телегами и повозками, машинами для осады, приставными лестницами, веревками, кипящей смолой. И там, в голубом павильоне — Катрин Ап Скоррон со своими четырьмя сотнями, затертыми в общей давке.

По крайней мере, она меня ненавидит. И если уж суждено умереть, то лучше от руки того, кто хочет меня убить и получить от моей смерти удовлетворение.

Всего один день, и кольцо замкнется, они закроют последний выход из котла, заблокируют горные тропки на востоке. Но еще посмотрим, кто кого. Четыре года я удерживал Логово — замок, отнятый у моего дяди. Четыре года я был королем Ренара. И так просто замок не отдам. Нет. Отнять его будет очень трудно.

Сейчас призрак ребенка стоял от меня справа — молча, с бескровным лицом. Призрак не излучал никакого света, но я всегда видел его в темноте, и даже плотно зажмурившись. Он рассматривал меня так же, как и я его.

Я отнял кинжал от запястья и постучал его острым кончиком по зубам.