— В детстве мы с твоей мамой любили приходить сюда, — сказал Роберт.
— Она показывала нам отдельные звезды и созвездия, называла их имена, — сказал я. — Хотя Уильям был слишком мал для астрономии. Он мог найти лишь Сириус и Полярную звезду. — У меня стоял перед глазами Уилл, как он показывал на звезды, вытянув руку и шевеля пальцами, будто хотел прикоснуться к каждой.
— Сириус и Полярная звезда. — Роберт сделал глоток вина. — И мои познания этим ограничиваются. Роуана была настоящим знатоком звездного неба. У близнецов не всегда таланты распределяются поровну. Она была умна и красива. А я… я умею ловко обращаться с лошадьми.
— А я умею ловко убивать. — Глоток вина прокатился по моей гортани — вкус насыщенный, с богатым послевкусием.
— Думаю, талантов у тебя гораздо больше. — Через окно Роберт показал на созвездие. — А это как называется?
— Орион. — Я поднялся и подошел к окну. — Бетельгейзе, Беллатрикс, Минтака, Альнилам, Альнитак, Саиф. — Я назвал самые крупные звезды. — Ты почувствовал ее смерть? Говорят, близнецы чувствуют другого, как себя самого.
— Нет. — Роберт пристально смотрел в свой кубок. — Возможно… — Он поставил кубок перед собой. — Возможно, это она все чувствовала. Когда весенний прилив запер меня в щели Крабовой скалы, Роуана знала, куда привести стражника с веревками. Мы были детьми, нам было не более десяти лет, но она каким-то образом чувствовала и знала. И этот талант чувствовать и знать достался только ей.
Я наблюдал за ним и отчасти сожалел, что он, не я, провел с ней так много лет. Она была моей матерью, но я ничего не знал о ней, какую-то малость, песок, просочившийся меж пальцами. Я не смог бы нарисовать ее лица, вспомнить, какого цвета были у нее глаза, сказать что-то конкретное о ней. Только зацепились в памяти мгновения, случайные движения, аромат и мягкость. Чувство безопасности, которое она давала, и ночь, когда я узнал, что эта безопасность — обман.
— Сегодня утром я посетил ворчуна, — сказал я.
Кольцо Зодчих висело на тонком ремешке у меня на шее, под туникой, которую мне принес камердинер из гардеробной Роберта. Я хотел показать кольцо Роберту, но передумал. Не так-то легко расстаться с привычками, усвоенными на дорогах. Теперь это кольцо мое, и я сохраню свое преимущество в тайне. Я ощущал металл тяжестью на груди у сердца. Возможно, таким же образом ощущается и чувство вины.
— Среди пыли и пауков ворчун послал тебя ко всем чертям. — Роберт сделал глоток вина. — Я спускаюсь к нему несколько раз в год. Но ворчун никогда не меняется, и в конце концов изменился я.
— Ты знаешь, какие именно функции выполняет машина? — спросил я.
— Да кто его знает, для чего вся эта чертовщина была создана? Качает воду. Это понятно. Но говорят, что все, созданное Зодчими, выполняло десять различных функций. Мой отец лет шестьдесят в подвал не заглядывает, его отец вообще не касался этой машины, так же, как и его отец. Это принадлежит миру, который лучше забыть. Геллет должен был тебя этому научить.
Вкус вина сделался кислым. Солнце Зодчих проникло даже в эту летнюю ночь в замок на Лошадином Берегу. В любом случае Роберт был неправ. Зодчие не исчезли, мы не можем забыть их. Их призраки живут эхом, отраженным машиной в нашем подвале, их глаза наблюдают за нами сквозь облака, мы ведем наши ничтожные войны в их тени. Возможно, мы затеваем эти войны по их наущению, чтобы было чем себя занять, чтобы думали о настоящем моменте, а не о том, который наступит.
— Геллет многому меня научил. Мы — дети в мире, который нам не принадлежит и который мы не понимаем. Мы в этом мире одиноки, победим мы или проиграем — всецело зависит от нашей воли. От того, насколько я позволю этой воле развернуться. И в нужный час никто не придет на помощь. — И есть вещи совершенно не подвластные твоей воле, даже если ты зажжешь новое солнце на земле и разрушишь в прах горы.
Я задумался о Геллете, о призраках, которых Челла извлекла из моей памяти. С той грозовой ночи, когда мое тело изодрал терновник, меня преследовало то плохое, что сделали мне, но после Геллета я понял: меня может преследовать то плохое, что я сделал другим.
Мертвый ребенок наблюдал за мной, убитый ударом о зубчатую стену башни, кровь и волосы, как у Уильяма, убитого о мильный камень, свет звезд отражался в его глазах. Еще один призрак, еще одна несчастная душа, ищущая упокоения.
— Ты так и не приехал. Я думал, ты приедешь за мной. — Сотню раз я представлял, как дядя Роберт приедет в Высокий Замок, а с ним кавалерия дома Морроу, и он потребует ответа за смерть сестры, потребует отдать ему племянника, чтобы увезти его домой. — Если бы Морроу приехали, чтобы отомстить за смерть моей матери, то не было бы Геллета. — Не было бы скитаний по дорогам. Рек крови. Мертвого ребенка, наблюдающего за мной.
Читать дальше