Terry Pratchett - Маскарад (пер. С.Увбарх под ред. А.Жикаренцева)

– Уолтер Плюм? – повторила она. – Уолтер? Но… он ведь не поет?

Протянув программку собеседнику, она указала пальцем на имя.

– Что? О нет! – Андре рассмеялся. – О боги… наверное… наверное, это просто имя такое, вроде как подходящее для программки. Иногда актеру приходится выступать в очень маленькой роли, и, может, он не хочет, чтобы эту роль связывали с его именем… Наверное, в таком случае в программке пишут, что роль исполняет Уолтер Плюм. Во многих театрах есть такое имя. Вроде А.Н. Оним. Удобно для всех.

– Но… почему именно Уолтер Плюм?

– Думаю, это началось как шутка. Разве можно представить себе Уолтера Плюма на сцене? Андре ухмыльнулся. – В этом его дурацком берете?

– А что он сам об этом думает? Ведь используют его имя!

– Ну, вряд ли он против. Хотя кто может знать…

Тут со стороны кухни послышался грохот, хотя больше он напоминал крещендо – долгое растянутое звяканье, сопровождающее начало опрокидывания горы тарелок. Оно продолжается, пока кто-то пытается остановить процесс, обогащается новой, отчаянной темой, когда этот человек осознает, что у него не три руки, и заканчивается «шурум-бурум-шурум» одной-единственной чудом уцелевшей тарелки, вращающейся и вращающейся на полу.

– Уолтер Плюм! – разгневанно воскликнул женский голос.

– Простите госпожа Скоба!

– Он еще цепляется за кастрюлю, проклятая тварь! Отпусти, говорю, жалкое насеко…

Судя по звуку, теперь на пол посыпались столовые приборы. Потом послышался резиновый «чпок».

– Куда, где?!

– Не знаю госпожа Скоба!

– Мерзкий котяра, а ты как сюда попал?!

Повернувшись к Агнессе, Андре печально улыбнулся.

– Пожалуй, она слегка перегибает палку, обзывая его такими словами, – сказал он. – Бедняга слегка не в своем уме.

– Честно говоря, все, кого я здесь встретила, подпадают под это определение, – пожала плечами Агнесса.

Андре опять ухмыльнулся.

– Согласен, – кивнул он.

– Я к тому, что все здесь ведут себя так, словно, кроме музыки, на свете вообще ничего не существует! Сюжеты опер абсолютно глупы! В половине историй все держится на том, что человек не узнает собственную жену или служанку просто потому, что та надела крохотную маску! Толстые дамы исполняют роли чахоточных девиц! А игра актеров? Разве это можно назвать игрой?! Ничего удивительного, что все принимают как данность, когда я пою вместо Кристины, – по сравнению с тем, что творится в самой опере, это практически нормально! Здесь у всех искаженное оперовоззрение! И на двери следовало бы повесить табличку: «Здравый смысл оставьте за порогом»! Если бы не музыка, все это выглядело бы просто нелепо!

Внезапно Агнесса осознала, что Андре смотрит на нее с типично оперным выражением лица.

– Разумеется, ведь так оно и есть. Ведь важно только шоу, – сказала она уже спокойнее. – Все это сплошное представление.

– Опера и не претендует на реалистичность, – произнес Андре. – Именно этим она отличается от театра. Здесь никто не говорит тебе: «А сейчас притворись, что это поле боя, а тот парень в картонной короне на самом деле король». Единственное предназначение сюжета здесь – это заполнить промежуток до следующей арии.

Перегнувшись через стол, Андре взял ее руку в свою.

– Должно быть, для тебя это большое потрясение, – сказал он.

Никогда прежде ни один мужчина не прикасался к Агнессе, разве только чтобы отпихнуть ее в сторону или отобрать конфету.

Она поспешно выдернула свою руку.

– Я, э-э, лучше пойду, порепетирую…

Она почувствовала, как краснота начинает свое победоносное шествие снизу вверх.

– Тебе и в самом деле замечательно удается партия Йодины, – похвалил Андре.

– Я, э-э, занимаюсь с частным преподавателем.

– Тогда он настоящий спец в опере, помяни мои слова.

– Думаю… думаю, так оно и есть.

– Эсме?

– Да, Гита?

– Не то чтобы я жалуюсь…

– Но?

– …Но почему не я изображаю из себя богатую покровительницу оперы?

– Потому что в тебе нет ничего особенного. Таких, как ты, везде полно, Гита.

– А. Ну ладно. – Подвергнув высказывание некоторому обдумыванию, нянюшка Ягг не увидела ни единой неточности, способной повлиять на судебный вердикт. – Тогда все честно.

– Знаешь, я от происходящего не очень-то и в восторге…

– Обработать госпоже ноги? – Маникюрщица уставилась на башмаки матушки и начала вспоминать, где у них в кладовке хранится молоток.

– Должна признать, прическа хороша, – заметила нянюшка.