Кирилл Еськов - Последний кольценосец

Огляделся — вроде слушают — и продолжил:

— Небесные чертоги, в них пир — куда там королевской свадьбе, вино — как из кладезя, но гвоздь программы, парни, — это такие гурании. Девки, которым вечно восемнадцать, красоты неописуемой... Про ихние достоинства — тут всякий сможет убедиться от и до, поскольку всей одежи на них — по золотому браслету. Ну а уж насчет потрахаться — на земле таких искусниц и близко не бывало!.. Но есть одна загвоздка: путь в этот чертог наслаждений открыт только людям праведной и безгрешной жизни; нас с вами, — он развел руками, — туда и на порог не пустят...

По рядам прошла слабая, но отчетливая рябь, возник и замер недовольный гул, кто-то в сердцах сплюнул — и тут надули! Но Йомер вскинул руку — и вновь настала тишина, нарушаемая лишь безжизненным шелестом прошлогодней травы.

— Вернее сказать — не пустили бы, но одна лазейка для таких раздолбаев, как мы с вами, все ж таки оставлена. В этой замечательной вере всякому, кто с честью пал в битве за правое дело — а кто посмеет сказать, что наше дело не правое? — все грехи списываются, и его автоматом причисляют к праведникам. Так что ежели кто решил войти в тот рай посредством будущей безгрешной жизни — флаг вам в руки, ребята! Я лично на такое не надеюсь, а потому собираюсь свести знакомство с гураниями здесь и теперь в качестве доблестно павшего — это когда ж еще представится такой случай? Так что приглашаю с собою всех, кто хочет и может, а прочим — счастливо оставаться!

Тут он привстал в стременах и громовым голосом воззвал куда-то ввысь, приложивши ко рту рупором латную рукавицу:

— Э-ге-гей, девки!!! А ну отворяйте ваш небесный бордель, хоть время и неурочное! Готовьтесь принять три лучших полка роханской кавалерии — ставлю голову против поломанной стрелы, что этих клиентов вы не забудете до старости! Нам пора в атаку, так что будем у вас на небесах минут через десять — как раз чтоб вам подмыться!

И случилось чудо — люди вдруг начали оживать! В рядах послышались смех и замысловатая брань: с правого фланга поинтересовались — можно ли на гурании словить триппер и если да, то долго ли его лечат в тамошнем раю? Подъехавший тем временем поближе к Йомеру дол-амротский князь Имрахиль — черноусый красавец, известный своими амурными похождениями, — адресовался к молоденькому левофланговому, зардевшемуся как маков цвет:

— Не тушуйся, корнет! Знающие люди говорят, будто в том заведении можно сыскать красотку на любой вкус. Для тебя там небось припасен целый табун романтических барышень — ждут не дождутся, чтобы ты почитал им стихи при луне!

Юноша под общий хохот покраснел еще сильнее и сердито сверкнул глазами из-под пушистых, совершенно девичьих ресниц. Йомер же тем временем крутанул коня так, что из-под копыт веером разлетелись земляные комья, и взмахнул рукой:

— По коням, ребята!! Тамошняя мадам уже небось послала за лучшим вином для новых клиентов. Клянусь хохотом Тулкаса, каждый из вас сегодня получит столько нурнонского, что сможет в нем утопиться — кто на небесах, кто на земле! Павших угостят Валары, живых — король Рохана. За мно-о-ой!!!

С этими словами он отшвырнул куда-то за спину изуродованный шлем и, не оглядываясь более, погнал коня вперед, к тому самому месту, где его наметанный глаз приметил в несокрушимом частоколе троллийской панцирной пехоты крохотную чужеродную заплатку — округлые темные щиты вастакских копейщиков. Встречный ветер свистел в ушах и трепал его слипшиеся от пота соломенные волосы; рядом, почти стремя в стремя, мчался Имрахиль.

— Черт побери, князь, наденьте шлем — справа лучники!!

— После вас, прекрасный сэр! — оскалился в усмешке тот и, крутанув меч над головою, прокричал сорванным от команд голосом:

— Дол-Амрот и Лебедь!

— Рохан и Белый конь! — откликнулся Йомер, а за их спиною уже разросся в величественное стаккато слитный грохот тысяч копыт: роханские и дол-амротские всадники двинулись в последнюю атаку — победить или умереть.

Всем известно, что вастакские пехотинцы — не чета троллийским; эти от удара Йомера поразлетались как кегли, и сверкающий клин конницы Заката с хрустом проломил панцирь мордорских оборонительных порядков. Чуть погодя в тыл мордорцам ударил второй клин — режущее острие из остатков серой фаланги Арагорна, заключенное в оправу из гондорских латников. Около шести вечера эти клыки сомкнулись в теле Южной армии, близ ее лагеря. На этом сражение как таковое закончилось, и начался разгром: исполинский костер, возникший на месте парка осадной техники, выхватывал из сгущающихся сумерек то застрявшую в грязи орокуэнскую повозку с ранеными, то сплошь утыканного стрелами мумака, мечущегося по полю, давя своих и чужих. Йомер, наткнувшийся посреди всей этой победной неразберихи на Арагорна, как раз церемонно обнимал под всеобщие победные клики собрата-полководца, когда заметил летящего к ним во весь опор всадника — давешнего застенчивого корнета. Парнишка, по совести говоря, показал себя молодцом — хоть к награде представляй. Когда рохирримы повстречались близ мордорского лагеря с остатками конницы южан, он съехался один на один с лейтенантом харадримов и, ко всеобщему изумлению, вышиб из седла чернокожего гиганта и сорвал с него багровый плащ со Змеем — тот самый, которым сейчас победно размахивал над головой. Спешившись в десятке шагов перед отечески оглядывающими его вождями, корнет сдернул шлем, тряхнул головою, будто норовистая лошадка, и по плечам его внезапно рассыпалась копна волос — вызолоченный вечерним солнцем ковыль роханских степей.