Джон Норман - Капитан

— Понимаю, — ухмыльнулся Ортог.

— Я женщина, — сказала Геруна.

— Всего-навсего женщина, — подчеркнул Ортог.

— Но я принцесса!

— С тобой справились так же легко, как с любой женщиной. Ты могла бы стать рабыней.

— Я принцесса! — заплакала она.

— Нет, просто женщина, — повторил Ортог.

— И это становится понятнее, если снять с нее все тряпье, — добавил Отто.

— Поберегись, вольфанг!

— Примите вызов, — настаивал писец.

— Примите вызов! — убеждал оруженосец.

— Поскольку я бросил вызов, — сказал Отто, — ты можешь, по обычаю наших народов, выбрать оружие.

Ортог взглянул на одежду и украшения принцессы Геруны, снятые с нее на «Аларии» и отданные Хендриксу и Гундлихту на Варне. Эти вещи по-прежнему лежали у него на коленях.

— Ты опозорила меня и ортунгов, — жестко сказал Ортог сестре.

— Простите, господин, — со слезами на глазах молила Геруна.

— Ты можешь выбрать лучшего воина, — напомнил Отто.

— Я намерен, — сказал Ортог Геруне, — отныне держать тебя в шатре, подальше от глаз тех, кого ты опозорила.

Геруна, потрясенная уставилась на него.

— Да, тебе будет дано меньше свободы, чем рабыне.

— Пожалуйста, не надо, господин! — заплакала Геруна.

— Следовало бы заставить тебя носить эти грязные тряпки, которые надевала рабыня, пока они не истлеют на твоем теле, — продолжал Ортог, — как знак твоего позора.

— Лучше было бы вымыть и надушить ее тело, — предложил Отто, — и одеть ее как рабыню — в одежды, которые подчеркивают женскую красоту.

Геруна удивленно перевела на него глаза. Вероятно, она никогда не думала, что мужчины могут рассуждать о том, как она будет выглядеть в одежде рабыни, подобно любой другой женщине.

Она стиснула пальцы и в отчаянии оглянулась — как раз в то время, когда все три рабыни, прикованные к столбу слева от помоста, жадно смотрели на нее. Они быстро потупились, ибо Геруна, в истерическом бессилии, ярости и бешенстве, что они осмелились смотреть на нее и думать о ней, как о сестре по несчастью с ними, простыми рабынями, выхватила у стражника хлыст и рванулась к рабыням, в бешенстве награждая их хлесткими ударами. По знаку Ортога стражник отобрал у Геруны хлыст. Ортог повернулся к сестре, беспомощно рыдающей на покрытом тростником земляном полу у помоста, среди дрожащих, избитых рабынь, и знаком приказал ей вернуться на место.

Вдруг она с вызовом повернулась и направилась к выходу из шатра, но дорогу ей преградили два воина. Постояв в нерешительности, она вернулась к помосту и села на место. В толпе раздался смех. Свободные женщины из свиты принцессы отвернулись. Даже их гордая госпожа для таких мужчин была всего-навсего женщиной.

— Я бросил вызов, — напомнил Отто.

Ортог сердито взял одежду и украшения с коленей, минуту держал их перед собой, а потом, скомкав, бросил на пол у помоста.

— Подбери, — приказал он одной из перепуганных свободных женщин.

Та поспешила склониться над вещами.

— Отнеси их туда, где мы храним одежду для рабынь, — приказал Ортог.

— И платье тоже, господин? — спросила женщина. Она опустилась на колени не более, чем в двух ярдах от Отто.

— Но вначале, конечно, его надо превратить в откровенные лохмотья.

— Да, господин, — прошептала женщина.

Через мгновение она подобрала с земли драгоценности, браслеты, ожерелья, цепочки и все остальное и вышла из шатра.

— К чему это, господин? — упрекнула Геруна.

— Ты опозорила меня и ортунгов, — отрезал Ортог.

— Вызов брошен, — напомнил Отто.

— Примите его, господин, — настаивал писец.

— Примите! — вторил ему оруженосец со шлемом в руках.

— Эй, ты, — сказал Ортог, не обращая внимания на эти слова, — подойди ближе!

Он указывал на Юлиана. Юлиан неохотно выступил вперед из-за левого плеча Отто.

— С тобой явился низкий презренный раб, — сказал Ортог Отто.

— Он — свободный человек, гражданин Империи, — возразил Отто.

— Пусть подойдет сюда, — потребовал Ортог.

Юлиан шагнул вперед.

— Мы, кажется, уже встречались, — сказал Ортог. Юлиан кивнул. — Ты офицер имперского флота, но не обычный офицер. На «Аларии» тебе оказывали почести.

— Кто это, господин? — спросил оруженосец.

— Как видишь, это недостойный пес в лохмотьях, — ответил Ортог. — Но он из императорского рода, я в этом уверен.

Толпа загудела. Стоящие поближе отступили, будто в трепете перед таинственной Империей. Одно дело было насмехаться над Империей, а совсем другое — хорошо сознавать ее власть. Варвары редко выдерживали натиск имперских кораблей, им не случалось побеждать в поединках. История, дела, власть Империи вселяли в них ужас. Одним из самых эффективных видов могущества Империи было просто ее постоянное присутствие в величественных легендах о ее силе.