Джон Норман - Убийца Гора

Минутой позже в зал ворвались четыре крепких вооруженных охранника в туниках с перекрещенными на груди шелковыми голубыми лентами.

— Где Хул-дурачок? — гаркнул один из них — рослый парень с мощной челюстью, в которой недоставало нескольких зубов, и длинным, протянувшимся через всю правую щеку шрамом Его спутники принялись обыскивать зал. — Я спрашиваю, где Хул-дурачок? — настойчиво повторил предводитель четверки, обращаясь к хозяину таверны.

— Сейчас я его поищу, — ответил хозяин, подмигивая мрачно усмехнувшемуся парню со шрамом, и с нарочитым вниманием заглянул под прилавок.

— Нет, — печально ответил он, — кажется, Хула-дурачка здесь нет.

— Жаль, — разочарованно протянул предводитель четверки. — Придется поискать где-нибудь в другом месте.

— Придется, — с сожалением вздохнул хозяин и, выдержав короткую, особенно жестокую для беглеца паузу, внезапно воскликнул.

— Нет! Подождите, здесь, кажется, что-то копошится! — И, наклонившись к прижавшемуся к его ногам дрожащему от страха карлику, резким рывком поднял его над прилавком и швырнул парню со шрамом под ноги.

— Вот так сюрприз! — воскликнул рослый парень. — Да это же Хул-дурачок!

— Сжальтесь надо мной! Пощадите! — истошно завопил Хул, тщетно пытаясь вырваться из цепких рук.

Четверка охранников, вероятно некогда принадлежавших к касте воинов, веселилась, наблюдая за безуспешными, выглядящими комично усилиями тщедушного человечка.

Присутствующим тоже нравилось это зрелище.

Толстое тело маленького уродца Хула с худыми болтающимися руками и ногами напоминало скорее мешок с тряпьем, а грязные, прикрывающие его лохмотья только усиливали это впечатление. Одна нога у него была короче, правый глаз был наполовину закрыт, а массивная, слишком тяжелая для тонкой шеи голова безвольно свесилась набок.

— Вы и вправду собираетесь его убить? — поинтересовался один из посетителей.

— Да, на этот раз он умрет, — ответил один охранник. — Он осмелился назвать по имени Портуса и попросить у него монету.

Гориане по большей части не проявляли благосклонности к попрошайкам, а многие вообще считали, что занимающиеся этим делом оскорбляют не только почтенных граждан, но и сам город. Когда милосердие действительно считалось оправданным — к примеру, в случае потери кормильцем работы или его внезапной кончины, когда женщина после гибели мужа оставалась одна, — заботу о нуждавшихся брала на себя кастовая организация либо клан, членство в котором определялось не кастовой принадлежностью, а кровным родством. Если же человек по каким-либо причинам оказывался вне касты и не имел возможности вступить в клан, как в случае с этим безмозглым дурачком Хулом, при потере работы он обречен был влачить жалкое существование, а жизнь его, как правило, оказывалась весьма недолгой.

К тому же гориане с большой щепетильностью относились к своим именам, особенно к произнесению их вслух. Многие, особенно принадлежащие к низшим кастам, склонны были даже скрывать свое настоящее, данное при рождении имя и брать себе второе, поскольку опасались, что произнесенное врагом имя делало их беззащитными перед магическим воздействием, которое могло причинить им вред. Рабы также не смели обращаться к свободным гражданам по именам.

Куурус подозревал, что Портусу, несомненно занимающему среди горожан видное место, приходилось, вероятно, неоднократно выносить подобное обращение к себе этого маленького глупца Хула и в конце концов он решил с ним разделаться.

Парень, державший Хула за шиворот, нанес ему мощный удар кулаком и бросил его поникшее тело своим товарищам. Те под веселые возгласы зрителей немедленно последовали его примеру и принялись, словно мяч, перебрасывать друг другу тело сжавшегося беззащитного карлика, сопровождая каждый свой бросок увесистыми тумаками. Их жертва, окровавленная, согнувшаяся в неестественном положении, спрятав голову между коленями и закрыв её руками, напоминала скорее тряпичную куклу, нежели живого человека. Однако четверо громил, даже уронив Хула на пол, продолжали без устали пинать его ногами, пока карлик не оказался в центре зала лежащим на усыпанной песком арене.

Тогда предводитель со шрамом на щеке схватил Хула за волосы и, оттянув ему голову, выставил на всеобщее обозрение его тонкую худую шею. Затем он вытащил из-за пояса широкий кривой серп, каким в Аре обычно пользуются при сборе урожая, и неторопливо поднес его к горлу своей жертвы.