Андрэ Нортон - Хрустальный грифон

Основная часть процессии прошла мимо. Передо мной проходили небольшие группы тех, кому, вероятно, уходить было труднее всего. Слышу ли я плач сквозь шум дождя? Скорее всего, они плачут мысленно, и их горе так подействовало на меня, что я закрыл глаза руками. По пыльным щекам потекли горькие слезы…

— Керован!

Призрачные тени исчезли. Осталась только свирепая буря. Рука Ривала лежала на моем плече. Он тряс меня, как бы стараясь пробудить ото сна.

— Керован! — в его голосе послышались повелительные нотки, и я попытался что-либо рассмотреть во мраке.

— В чем дело?

— Ты.., ты плачешь. Что с тобой?

Я рассказал ему о народе, который уходил куда-то, охваченный горем.

— Похоже, у тебя было видение, — сказал он задумчиво, когда я закончил рассказ. — Возможно, так Древние покидали эту страну. Ты никогда не пробовал себя в ясновидении? Не искал в себе проявлений Силы?

— О, нет!

Мне не нужна еще одна тяжесть, которая окончательно отделила бы меня от людей. Достаточно было проклятия, лежащего на нашем роду. Я не хотел идти по пути, по которому идут Мудрые Женщины и некоторые мужчины, вроде Ривала. И когда он предложил мне испытание, я тут же и без сомнений отказался. Ривал не настаивал. Только добровольцы могут ступить на трудный путь ясновидца, требующий более суровой дисциплины, чем путь воина. Здесь царили свои законы.

Когда буря стихла, небо снова просветлело, и мы могли двинуться дальше. В выбоинах и ямах стояла вода. Мы наполнили бурдюки, напоили лошадей досыта.

Что же это было: сон или видение? Впрочем, вскоре я уже забыл об остроте сопереживания, которая так подействовала на меня. И был рад, что забыл.

Дорога, которая прежде шла все время прямо, теперь стала описывать широкую дугу, отклоняясь к северу. Она вела все дальше в неизвестность Пустыни. Впереди в вечернем небе мы увидели темную голубую линию, напоминающую горную цепь.

Земля здесь была более гостеприимной. Все чаще попадались деревья, а не чахлые кустарники, окруженные засохшей травой. Вскоре мы дошли до моста, переброшенного через бурный поток, и приготовились к ночлегу. Ривал настоял на том, чтобы мы расположились не на берегу, а на песчаном мысе, врезающемся в поток. Вода в реке поднялась после дождя, бурные волны разбивались о прибрежные камни, обдавая нас брызгами.

Я согласился с неудовольствием, ибо считал, что место выбрано неудачно. Оно слишком неудобно из-за близости воды. Ривал почувствовал мое настроение.

— Здесь опасно, Керован. Лучше позаботиться об обычных предосторожностях.., и о необычных тоже.

— Об обычных предосторожностях?

Он показал на воду.

— Через такой бурный поток не перейдет никто.

В случае нападения нам придется защищаться только с одной стороны.

Это действительно была обычная предосторожность. Я раскидал камни, расчистив место для нас и для животных. Ривал запретил разводить костер, хотя бурная речка нанесла много топлива.

В воде была своя жизнь. Судя по мелькнувшему силуэту, здесь водится рыба громадных размеров. А может, даже и не рыба…

Мы решили выставить часового, как будто находились в окружении противника. Когда пришла моя очередь сторожить, я был настолько встревожен, что " Каждой тени видел подползающих врагов. Но потом я постарался взять себя в руки и успокоиться.

Хотя днем солнца не было видно, луна вышла во всем блеске. Яркие лучи, освещая долину, делали ее черной и серебряной — серебряной на открытом пространстве, черной в тени. Вдали слышался стук копыт, и наши лошади ржали и беспокоились. Видимо, это были их дикие собратья. Однажды донесся печальный вой, подобный вою волка, вышедшего на охоту. И что-то большое и крылатое медленно и бесшумно пролетело над нами, как бы осматривая, кто же это вторгся в его владения. Но эти звуки не были пугающими сами по себе: все знали о существовании диких лошадей, да и волки нередко забегали даже в Долины.

А крылатые хищники водились повсюду.

Нет, вовсе не звуки тревожили меня. Меня тревожило то, чего я не слышал. Я был уверен, что в этой черно-серебряной долине скрывается кто-то или что-то, кто следит за нами и слушает наши разговоры. Только я никак не мог решить, добро это или зло.

Утро и солнце разогнали все мои страхи. В дневном свете открытая пустынная долина вовсе не была жуткой. Мы переехали мост и двинулись по дороге дальше к заметно приблизившимся горам.

В полдень мы добрались до подножия гор. Их вершины были остры, как ножи. Дорога сузилась до того, что по ней можно было проехать одновременно только двоим, и часто петляла, спускалась вниз и поднималась наверх. Казалось, что те, кто прокладывал дорогу, следовали по самому легкому маршруту в этом лабиринте гор.