Он махнул рукой, мне заломили руки с такой силой, что затрещали кости, в глазах потемнело, я едва слышал, как с грохотом волочатся по каменному полу тяжелые цепи.
— Еще не вечер! — вскрикнул я отчаянно.
Он мельком взглянул на небо, губы чуть изогнулись в насмешливой улыбке:
— Трусишь? Это хорошо, люблю, когда трусят. Я, кстати, не обещал хранить тебе жизнь до вечера. Попадет вожжа под хвост, зарублю сейчас же. Но тебя зарубят не сейчас, а чуть попозже. Сперва кое-что покажу, посмотрю, как будешь корчиться.
Меня повели через двор, де Жюрминель посматривал с презрительным покровительством, обронил легко:
— Ты многого обо мне не знаешь. Например, я никогда не произнесу: «Прежде, чем я убью тебя, я хотел бы узнать одну вещь»…
— Почему? — спросил я.
Он скривил губы в язвительной усмешке:
— Потому что в этом случае моя гибель будет неизбежной. Я трезво оцениваю свои возможности, они велики, хоть и не безграничны. Зато мне не придется кричать: «Этого не может быть! Я непобедим!» Я тоже, как и ты, знаю, что после этого моя гибель не просто неизбежна, но и придет практически тут же.
Я сделал слабую попытку сменить тему:
— А почему у тебя воины упражняются на заднем дворе с мечами и топорами? Некоторые вовсе с дубинами! При такой непомерно магической мощи…
Он отмахнулся:
— Я же сказал, магия может и подвести, а вот топор и дубина никогда не подводят. Зато мой замок не возьмет приступом кучка грязных дикарей с палками в руках. Или это какой-то хитрый прием? Мол, я отвечу как-то по-другому на прежний вопрос, а тут ты меня и подловишь?
— Нет, — ответил я честно. — Просто с перепугу не помню, что и спрашивал. На самом деле я хотел узнать, гонец, которого ты убил, конечно же, сообщил тебе, что мы сумели уничтожить все твои заслоны, пройти горный хребет насквозь и подойти к твоему замку вплотную?
Он кивнул:
— Верно. Мне сообщили. Но откуда ты взял, что я впаду в ярость и убью гонца, принесшего дурную весть? Для чего, чтобы всем показать, какой я негодяй?.. Да кто же мне тогда служить будет? Нет, хороших гонцов найти трудно, как и верных помощников. Я обращаюсь со всеми дружески, плачу хорошо, а их детям дарю игрушки. Меня в моих землях обожают все: от самых бедных крестьян… хотя не такие уж они и бедные, если сравнивать с соседскими… до баронов и знатных помещиков. Я даже не стал заставлять дожидаться гонца, хотя я пировал и смотрел, как танцуют обнаженные девушки из дальних восточных племен. Он явился в самый неподходящий момент, но я тут же принял его!
Я сказал с горечью:
— Я заметил, что и на постоялых дворах ты провел кое-какие изменения.
— Верно. И во всех тавернах, трактирах. Раньше там были, как на подбор, наивные грудастые красотки, все девственницы, все праведные. Пришлось помучиться, пока заменил их на угрюмых бабищ, что не верят ни богу, ни черту. Зато я гарантировал, что у тебя по дороге не отыщется неожиданного подкрепления. Верно?
— Верно, — прошептал я раздавлено. — И весь край ты привел в порядок, чтобы я не мог найти союзников?
— Пришлось поработать, пришлось… Почистил от преступности, поднял уровень благосостояния, старикам обеспечил спокойную и сытую старость, укрепил границы, так что никто не рискнет с набегом. За это на меня молятся даже те, кто в первый год называл меня узурпатором, братоубийцей, воплощением Зла. А ты вместо поддержки получал пинки, прятался по лесам. Все равно мне сообщали о каждом твоем шаге! Простые крестьяне сообщали, которых ты шел освобождать.
Мы повернули за угол головного здания, эта часть двора отдана под спортивную площадку, так я понял, ее окружают десятка три зевак. В основном воины, но немало и челядинцев из числа дворовых: кузнецы, конюхи, водоносы. На середину круга как раз вышла женщина, ее тонкие руки поднялись в горлу, едва слышно щелкнула застежка, и плащ полетел в сторону, отброшенный небрежным жестом. На женщине остался хорошо выкованный шлем, перья развеваются яркие, длинные, блестит широкий металлический пояс… тонкие перчатки по самые локти, сапоги — чудо, что можно сотворить из простой кожи, но в остальном совершенно голая.
Некрупные тугие груди смотрят на меня красными сосками, изящный животик с едва заметной прослойкой жира, красиво круглится внизу, там треугольник светлой шерсти.
Что за мода, подумал я тоскливо, сражаться голыми? Или расчет, что мужчины сразу ослабеют?.. Во всяком случае, со мной такой номер не прошел бы. Я из мира эмансипации, у нас женщин принимают всерьез. Острее всего чувствуешь себя мужчиной, получив от такой вот раскрепощенной удар в промежность.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу