Куно Ольга - Голос моей души

На этом наш разговор закончился. Узник снова закрыл глаза и вскоре действительно уснул. В пустоте тюремной тишины я могла отчётливо слышать его ровное посапывание. Спустилась пониже и пригляделась. Ресницы чуть подрагивают. Цвет лица нездоровый, под глазами пролегли круги. Да, он точно не первый день в тюрьме. Но в линии губ пока ещё сквозит упрямство. Узкий подбородок, покрывшийся густой щетиной, высокие скулы. Чёрные волосы взъерошены, и в них запутался какой-то мусор... Наверное, паутина. Я бы вытащила. Но не могу.

Наутро я решила отправиться немного погулять. Узник ещё спал, и я не стала его беспокоить. Просто скользнула через решётку, пролетела по коридору и поднялась вверх по лестничной шахте. На самом деле я могла бы пролететь и сквозь стены, но передвигаться по коридорам и лестницам было привычнее. Вот только метод движения теперь совсем другой. Летать оказалось на удивление просто. Почти как во сне. Я представляла себе, что сгибаю ноги в коленях, как будто собираюсь сесть на корточки. И, приседая, поднимаюсь в воздух. А дальше могла двигаться в любом направлении, по собственному желанию.

Немного проветрившись, я возвратилась в камеру. Первым делом взглянула на своё тело, убедилась, что всё обстоит по-прежнему, без изменений. И только потом обратила внимание на весьма любопытную картину. Мой сокамерник уже проснулся и теперь, сняв рубашку, методично отжимался от пола. Я немного понаблюдала за тем, как перекатываются под кожей мышцы.

- Вот это да! Такое зрелище пропадает! - громко посетовала я. - Мускулатура у тебя что надо. Даже жаль, что ни одна живая девушка не может увидеть и оценить.

- А мёртвая оценить не может? - осведомился он, замирая на вытянутых руках, чтобы немного передохнуть.

- Только эстетически, - сообщила я. - В своём нынешнем состоянии я не испытываю сексуального возбуждения.

- Это радует, - кивнул он.

- Почему?

- Как-то боязно сознавать, что в одной камере с тобой находится невидимый призрак, испытывающий сексуальное возбуждение, - констатировал узник, после чего возобновил отжимания.

Больше я его не отрывала. Завершив своё занятие, он плеснул на лицо чуть-чуть воды и надел рубашку. Я неодобрительно взирала на то, как он зачерпывает из кружки жидкость и наносит влагу на лоб и щёки. Всё-таки он новичок. Ещё не привык экономить ресурсы.

- И какова цель этого занятия? - поинтересовалась я теперь. - Предполагаю, ты отжимался от пола не для того, чтобы усладить мой взор?

- Не для этого, - и не подумал тешить моё самолюбие узник. - Предпочитаю на всякий случай оставаться в форме. Мало ли что. Никогда не знаешь, в какой момент это пригодится.

- А-а-а, - протянула я в ответ.

Больше ничего не сказала, но, видимо, ему и без того удалось уловить в моём тоне нотку скептицизма. А может, дело было вовсе не в моём голосе, а в его собственных ощущениях. Так или иначе, узник сел на пол, недолго посмотрел куда-то в стену, а потом глухо произнёс:

- Я не идиот. И не сумасшедший. И отлично знаю, что никакого случая не представится, и упражнения ничем мне не пригодятся. Тем, кто попал так глубоко, дорога назад заказана, ведь верно? - Он прикрыл глаза и прислонил голову к решётке. - Так что считай, что это просто дань привычке. Глупо?

- Нет, - твёрдо возразила я.

Когда человек, оказавшись в кругу давящих тюремных стен, разом лишается всего - свободы, денег, власти, любимых людей, знакомой обстановки, - привычки - это единственное, что остаётся у него от прежней жизни. Так что к ним можно и даже нужно относиться особенно бережно. Может быть, именно цепляясь за свои привычки, человек получает шанс сохранить здесь душевное здоровье.

- А что, ты привык ежедневно отжиматься? - осведомилась я.

- Нет, - отозвался заключённый. - Обычно я предпочитаю фехтование. Но меч мне здесь отчего-то не выдали. А жаль, - зло проронил он, видимо, подумав о том, что был бы не против заколоть напоследок пару-тройку тюремщиков.

Я предоставила ему сконцентрироваться на собственных мыслях, сама же спустилась пониже, чтобы получше разглядеть своё тело. И занервничала, увидев капли воды на подбородке и блузе... точнее сказать, тех лохмотьях, которые когда-то можно было назвать блузой.

- Ты опять это делал?! - с возмущением накинулась на узника я.

- Что "это"? - нахмурился он. - Отжимался, что ли?

Прошло несколько секунд, прежде чем до меня дошло: парень действительно не понимает, о чём я говорю. Он же не может видеть, что я смотрю сейчас на своё тело.