Григорий Павленко - Север

— Почему это? — удивился Орлаф.

— Так у тебя на роже написано, что полжизни ты в таких местах провёл. А остальную половину, думаю, уделил выблёвыванию того, что выпил раньше. Ладно, не заворачивайся. Мы уже пришли.

А пришли они к низенькому (по сравнению с другими зданиями), домишке, более всего походившем на торговую лавку. Сходство это, в основном, заключалось в том, что рядом с дверью в стене было вырублено широкое окно с выделанной на нём стойкой, на которую опирался толстый, бородатый мужик в загаженном фартуке.

— Привет Яролк, — улыбнулся толстяк, — кого привёл?

— Орлаф это, — ответил Яролк, пожав руку толстяку.

— Орлаф? Хм. Знакомое что-то… Дерьморукий чтоль?

— Ага, — кивнул Яролк, — тот самый.

— Откуда?… — только и смог выдавить из себя Орлаф. Он то, не зная походной жизни, не знал о странном феномене, прозванном на севере — Закон Трёх.

Что же такое Закон Трёх? Появился он ещё в незапамятные времена, когда люди начали собираться в большие стаи и, разумеется, давать друг другу обидные, позорные прозвища. Как только кто-то в стае, лагере или чём-то подобном получал подобное прозвище об этом, в ту же секунду узнавал каждый третий из обитателей этого места. Как это происходило? Неведомо. Но факт остаётся фактом. Каждый третий воин в лагере отныне и навсегда знал Орлафа только как Дерьморукого и никак иначе.

Яролк попросил торговца подобрать Орлафу надлежащее оружие, а пока тот копался по своим закромам, он рассказал непутёвому принцу о Законе Трёх и о том, что бороться с этим бесполезно.

— Законы мироздания, — пожал он плечами на все возражения Орлафа, — с ними ничего не поделать. У меня тоже прозвище есть, если что.

— Какое? — мрачно спросил Орлаф, никак не желавший смириться с тем, что теперь его будут звать не иначе как "Дерьморукий".

— Огромный Член, — гордо сказал Яролк. — Вот так то.

— Да что же тут позорного?!

— Ну как это, что? Завидуют же…

Именно в этот момент мимо них прошёл какой-то воин, судя по всему знавший Яролка.

— Здорова, Мелкий Член, — крикнул он приветственно махнув рукой.

— Мелкий Член? — переспросил Орлаф, торжествующе глядя на Яролка.

— Я же говорил, — пожал плечами тот. — Завидуют.

— Ага.

— Эй! Стал бы я тебе врать? Да и где там этот пузан… Гирдольф! Ты куда пропал?! — крикнул Яролк, перегнувшись через стойку и заглянув внутрь оружейной.

— Да тут я, тут, — пробормотал торговец, выложив перед Орлафом и Яролком простецкий охотничий лук. — Во. Для Дерьморукого дерьмовое оружие!

И тут же он расхохотался сражённый на повал своей же собственной шуткой.

— Эм… — протянул Орлаф, взяв лук в руки, — как-то он… не воинственно выглядит.

— Так это ж лук, — хмыкнул Яролк. — Бабы с такими воюют. Тебе в самый раз.

— Не хочу!

— А тебя никто не спрашивает! — рявкнул Яролк. — Давай десять серебряных.

— За что?!

— За лук, чтоб тебя!

— Но у меня денег нет…

— Так у вас денег нет? — оживился торговец. — Какого хера приперлись тогда?! Яролк, я тебе говорил уже — в долг ничерта не дам!

— Дай сюда меч! — прошипел Яролк, без всякой помощи со стороны Орлафа снимая у него с пояса тот самый меч.

— Нет! — попытался было возразить Орлаф, но Яролк быстро осадил его.

— Ты, со своими кривыми руками, ничего этим мечем, не сделаешь, тебя в первом же бою зарубят! С луком хоть издалека бить будешь, баран ты тупой.

— Это меч моего отца, я не стану продавать его! — не унимался Орлаф.

— Да? — поморщился Яролк.

— Да, — кивнул Орлаф, стараясь вырвать меч из его рук.

— Тогда мы его выкупим. Потом. Понял?! — последнее слово он сказал, обернувшись к торговцу. — Не смей продавать!

— Тогда получите только половину суммы, — сказал тот, сложив руки на животе.

— Ты говори да не заговаривайся, — рыкнул Яролк, вырвав меч из рук Орлафа и приставив его к горлу Гирдольфа, — мы тебе меч дадим, а ты нам лук и тридцать монет.

— Э, Яролк, ты это…

— Тридцать монет и лук! А если лук поломается или ещё чего, ты его заменишь!

— Хорошо-хорошо! Только хватит в меня тыкать этим! — пробормотал торговец, осторожно отводя лезвие от горла.

Спустя минуту, Орлаф держал в руках потёртый лук, а Яролк пухлый мешочек монет.

— Держись поближе ко мне, — подмигнул он Орлафу, подбрасывая мешочек в руке, — со мной не пропадёшь. Пошли проведаем эти кабаки.

Кабаки Орлаф любил. Очень. Но гадкий, вредный, поганый внутренний голос невзначай шепнул ему, что именно кабаки довели его до того состояния, в котором он казался сейчас. Стоило ли уходить из дворца ради того, чтобы вернуться в то же дерьмо в котором он бултыхался последние годы? Разумный ли это выбор?