Роберт Говард: КОНАН. КРОВАВЫЙ ВЕНЕЦ

Многое было написано о влиянии Тэлбота Манди на этот конкретный рассказ о Конане, по, хотя еще предстоит определить, что послужило Говарду источником материала для этого рассказа, Манди, скорее всего, не имеет к этому отношения. Вполне вероятно, что разработки Говарда для его «восточных приключений» также послужили основой для новых произведений о Конане. В «Железном демоне», к примеру, Говард поменял имя туранского царя с Илдиза (в «Тенях в лунном свете») на Ездигерда. Большая часть действия этого рассказа происходит на острове Ксапур; вполне вероятно, что имена происходят от исторического Ездигерда — персидского царя и завоевателя — и Шапура, его отца. Ездигерд вновь появился в «Людях Черного Круга», и вместе с ним несколько новых географических элементов, которые Говард добавил в этом рассказе к своему Хайборийскому миру, такие как Химелийские горы, Афгулистан и Вендия.

«Люди Черного Круга» были самым длинным на тот момент произведением Говарда о Конане — настоящая, и притом успешная повесть, а не просто длинный рассказ. Произведение такой величины не могло держаться на одних лишь плечах Конана, и Жасмина стала долгожданной заменой готовых отдаться женщин из прежних рассказов. Однако наиболее запоминающимся второстепенным персонажем стал Хемса, разрывающийся между преданностью хозяевам и любовью к Гитаре, между духовными и земными желаниями. Ибо, как и подобает рассказу, описывающему Восток и Запад, «Люди Черного Круга» основаны на дуализме — брат и сестра, одна жива, другой мертв; две противоположные друг другу пары, Конан и Жасмина против Хемсы и Гитары (две пары, в которых соперничество за власть является существенным фактором их взаимоотношений). Но если первые — повелители (соответственно, вождь и королева), то вторые — всего лишь слуги вождей. Противостояние между первобытными горцами и колдунами с Имша, то есть между физическим и духовным, вероятно, возникло на основе длившихся целый год дебатов на эту тему, которые занимали Говарда и Г. Ф. Лавкрафта большую часть 1933 года.

Если в рассказе порой и чувствуется присущая Манди склонность к мистицизму, у Говарда он воспринимается совершенно иначе. Собственно, техасцу вряд ли требовалось обращаться к Манди за вдохновением для мистицизма — он буквально купался в нем многие годы. Более того, если убрать восточный колорит рассказа, повествование странным образом соприкасается со многими моментами в истории семьи самого Говарда. Его отец, доктор Айзек М. Говард, всю жизнь интересовался мистикой, йогой и гипнозом. Он регулярно практиковал гипноз на своих пациентах, иногда в присутствии юного Роберта, и снабдил примечаниями свои экземпляры «Индусской науки дыхания» и «Четырнадцати уроков философии йоги» Йога Рамачараки. Если Говарду нужны были документы по восточному мистицизму, ему незачем было перечитывать Манди, поскольку у него имелся намного более серьезный источник информации в собственном доме. Начальная сцена — в которой описывается смерть брата Жасмины у нее на руках — является еще одним поразительным автобиографическим примером. В литературной плоскости она побуждает к сравнению с несколькими другими рассказами, в особенности с «Погибелью Дэймода», в котором героя сверх всякой меры потрясает смерть его сестры-близнеца. В произведениях Говарда братья и сестры часто разлучаются, и обычно при трагических обстоятельствах. Причиной подобной навязчивой идеи вполне может быть упоминаемый (хотя и недокументированный) выкидыш у матери Говарда в 1908 году, когда Роберту было два года. Это побуждает нас провести параллель между Жасминой и Говардом, которые оба пережили потерю брата. Однако, как это обычно бывает в произведениях Говарда, эти биографические элементы вскоре размываются и теряются в истории, которую техасец должен был рассказать, чтобы продать ее Фэрнсуорту Райту. «Люди Черного Круга» — особенно удачный рассказ о Конане во всех отношениях. Ему не чужд эскапизм, и он намного опережает стандартные дешевые сюжеты, отличаясь всесторонней глубиной, что ставит его среди трех или четырех лучших рассказов о Конане, написанных Говардом на тот момент.

На Фэрнсуорта Райта он, судя по всему, произвел неплохое впечатление, поскольку первая его часть была опубликована меньше чем через пять месяцев после того, как рассказ был принят. Однако куда меньше ему нравилась все возрастающая фамильярность, которую Говард допускал в диалогах, и откровенность некоторых ситуаций, из-за чего ему несколько раз приходилось серьезно смягчать ругательства Конана и сексуальные намеки.