Виктор Некрас - Ржавые листья

— Без меня? — удивлённо поднял брови князь. Чувствовалось, что ещё чуть — и он начнёт наливаться гневом.

— Княже, ну не мне тебя учить, что чем больше народу про тайное дело ведают, тем хуже, — терпеливо ответил Волчий Хвост. — Ты вспомни, восемь лет тому, почто вы с Вольгом не смогли князь-Ярополка перемочь? Больно много народу про ваши замыслы ведало. Мне и делать-то ничего не пришлось…

Волчий Хвост осёкся, но было уже поздно. Слово, говорят, не воробей… Стар становишься, воевода, вот и похваляться уже стал, где не надо…

Глаза Владимира округлились:

— Так это ты!.. — он не договорил, хватая ртом воздух. Вновь обрёл дар речи. — Это ты нам помешал тогда!

Воевода только пожал плечами.

— Ладно, про то потом поговорим, — здраво сказал Владимир. — Жди тут, Гюряту пришлю вскоре же.

И исчез за дверью, оставив Волчьего Хвоста клясть свою болтливость.

Гюрята Рогович пришёл с Владимиром из Новгорода. Кметь из новогородской незнатной господы, он был одним из вожаков перунова братства. Недовольные усилением христиан в Киеве, именно они привели к власти Владимира в Новгороде во второй раз, когда он вернулся из-за моря с варягами. Так-то сказать, власть ему враз может и не пришлось бы взять, даже невзирая на рать варяжскую. Именно «перуничи» повернули новогородский люд и господу обратно в сторону князь-Владимира, подвигнув свергнуть киевского наместника.

Славен был Гюрята Рогович и в войне с князь-Ярополком. В битве при Любече, где столкнулись два невеликих княжьих войска, пробился Гюрята Рогович сквозь строй киевской рати, и захватил багряный прапор киян.

И в войне за червенские города також славен был кметь Гюрята Рогович, рубился в первых рядах пешего войска и повалил трёх ляшских кметей, за что и удостоился от Владимира-князя серебряной гривны на шею.

Лёгкий скрип двери сзади прервал раздумья Волчьего Хвоста. Чуть наклонив голову, высокий ростом Гюрята Рогович ступил через порог. Истый потомок варягов, и по стати, и по породе. Сосна кондовая, да и только. Русый чупрун красиво завернулся над бритым теменем, усы длинными прядями падают на подбородок. В тёмно-голубых глазах стынет осторожное раздумье и боевая готовность. Двигался Гюрята Рогович, ровно зверь дикий — осторожно и почти бесшумно. Рысь из дебрей полуночных.

— Гой еси, Военег Горияч.

— И тебе поздорову, Гюрята Рогович, — обронил Волчий Хвост. — Мыслю, знаешь уже всё?

Гюрята неопределённо повёл плечом, что могло значить всё, что угодно, от «может, да, а может, нет», до «твоё ли это дело».

— Вот и хорошо, — Волчий Хвост словно ничего не заметил. — Тогда слушай меня, поскольку главным буду я. Ты сей час неприметно с пира уйдёшь.

Он не спрашивал, сможет ли Гюрята с пира незаметно уйти. Должен смочь, коль в «Перуновой дружине».

— Подымешь своих воев, всю сотню, посадишь на вымолах на лодьи и пойдёшь вверх по реке. К вечеру тебе надо быть в Вышгороде. Там заночуешь…

— Можно и скорее, — обронил задумчиво «перунич».

— Кабы мне надо было скорее, я бы тебе так и сказал, — сказал Волчий Хвост, не повышая голоса, но так, что Рогович вмиг умолк. — Все должны видеть, что ты никуда не торопишься. Завтра выйдешь из Вышгорода на рассвете, а потом… потом тебя должны потерять.

Рогович молчал, только глядел вприщур, осмысливая услышанное.

— Лучше всего укройся на Турьем урочище, место вроде глухое. Коль там наскочишь на Свенельда, сразу шли вестонош, проси помощи хоть у кого, разрешаю. Тебе в одиночку его не осилить.

— Ну уж…

— Не ну уж! Ты ещё материну грудь сосал, когда Свенельд уже рати водил!

— А не окажется его там?

— А не окажется — станешь там станом и чтоб никто не знал, что ты там стоишь! Жди моего вестоношу. Куда он скажет, туда потом и иди. И помни главное: какие бы до тебя неподобные слухи про меня ни доходили — ничему не верь. Князь великий мне доверился, а тебе сам Перун велел. Внял?

— Внял.

— Исполняй.

В горнице вновь уже лились вина и мёды. Про Люта Ольстича уже было забыто.

Волчий Хвост с презрением усмехнулся, дождался того, чтобы его заметили все, чтобы это презрение увидели хотя бы те, кто сидел поблизости.

— Военег Горяич, скажи здравицу, — крикнул кто-то от столов. Над головами пирующих уже плыла к нему серебряная чаша с вином.

Этого Волчий Хвост и ждал. Подняв чашу, он хрипло возгласил:

— Я не буду сей час пить за великого князя Владимира Святославича — за это вы пили уже не раз, и выпьете не раз и без меня. Я не буду пить и за нашу Русь — за это мной пито тож уже не раз. Я хочу выпить ныне за того, кого нет сей час с нами, за великого князя Святослава Игорича Храброго, Князя-Барса. Пусть наши дети будут такими, как он.