Виктор Некрас - Дажьбоговы внуки. Свиток первый. Жребий изгоев

Изяслав уже оправился от вчерашнего замешательства и сейчас глядел на Ланку цепко и холодно. Теперь на неё глядел не полурастерянный родственник, с трудом прячущий облегчение от смерти её мужа. Теперь это был властелин. Господин. Княгиня даже пожалела, что вчера согласилась подождать. Хоть с неё вчерашней толку было бы мало в княжьем споре — устала в дороге, да и голова болела — не все ещё слёзы выплакались по Ростиславу.

С утра думалось легче и острее, и она в ответ на холодный взгляд великого князя глянула дерзко, так что Изяслав даже брови вздёрнул.

Поглядим ещё, кто кого, Изяслав Ярославич.

Пока холопы споро накрывали стол, Изяслав молчал. Молчала и вдовая княгиня — ждала.

Отведали утренней лёгкой каши, щедро сдобренной конопляным и сливочным маслом, ещё румяных с лета и ранней осени бережёных яблок, едва прикоснулись к вину, для приличия налитому в серебряную посуду.

Ланка то и дело взглядывала на великого князя — ей хотелось побыстрее покончить с делом. Но начать разговор первым, раньше великого князя, было бы непристойно.

— Так отчего же ты, княгиня, хочешь уехать?

— Я уже сказала, — на сей раз Ланка не потупилась, а гордо вздёрнула подбородок, заставив себя глядеть великому князю прямо в глаза. — Там — мой дом. Здесь — у меня друзей нет!

Великий князь задумчиво покивал, глядя на вдову, потом, наконец, сказал, роняя слова тяжело, словно каменные глыбы:

— Ты — можешь уехать. Твои дети — нет.

И в этот миг выдержка, наконец, изменила княгине. С пронзительным криком она сорвалась с места, целя в глаза великому князю ногтями правой руки. А левая словно сама собой ухватила со стола нож — небольшой, мягкого железа, пригодный только для того, чтоб яблоко очистить альбо хлеба свежего отрезать. Ничего, и для иного сгодится.

Изяслав тоже вскочил с места, но ничего более не успел, только прикрыть глаза рукой от страшных ногтей. Удар Ланки пришёлся на рукав княжьего охабня, шитого золотом и жемчугом, по твёрдости сравнимого с медным наручем греческого стратиота. Рука княгини сорвалась, ногти вонзились в запястье Изяслава, брызнула кровь. И почти тут же, отдёргивая правую руку, княгиня ударила левой. Нож она держала обратным хватом, целила в лицо.

Но Изяслав был всё-таки мужчина. Воин.

Он был быстрее и сильнее.

Мелькнула перед глазами сталь, бросив зловещий — искрой — отблеск, князь шагнул вперёд, выкручивая руку княгине, наплевав и на вежество и на благопристойность.

Дверь с грохотом отворилась, ворвались слуги и теремные кмети, однако Ланка уже выпустила нож. Ноги подкосились от внезапной слабости, вдова осела на пол, хлынули слёзы.

Великий князь жестом остановил кметей и холопов, кивком головы велел им убираться. Холопы послушались вмиг — дело князя указывать, их дело — выполнять. Но кмети только озадаченно переглянулись, один из них нерешительно сказал:

— Княже…

Великий князь покачал головой и снова кивнул на дверь, начиная свирепеть в душе. Кмети вновь насупленно переглянулись и вышли, мешая один другому в двери.

Изяслав опять уселся в кресло, довольно разглядывая вдовствующую княгиню. Он сумел-таки сбить спесь с этой угорской гордячки — не зря полночи думал, чем бы её уязвить.

Ланка сидела на полу, спрятав лицо в ладонях, недвижно замерев. Повой слетел на пол, чёрные — воронова крыла! — волосы стыдно, не по-вдовьи рассыпались, укрыв лицо.

Изяслав ждал. Наконец, Ланка жалобно спросила, не открывая лица:

— За что?

Изяслав молчал, притворяясь, что не понял. Ему смерть как хотелось увидеть сейчас её глаза — есть ли в них хоть слезинка. Он не верил этому Евиному отродью ни на золотник, ни на полногтя, ни на резану.

— Почему я не могу забрать с собой своих детей?! — Ланка возвысила голос.

— Я не хочу, чтобы из них выросли смутьяны, — возразил князь, выбирая на блюде яблоко порумянее и покрупнее. — Они вырастут в угорских краях, а после приведут на Русь угорские рати — отцово наследство отбивать?

Ланка молчала, не порываясь возразить.

— Опричь того, они — русского княжьего рода, и потому они вырастут на Руси и получат столы во владение, — сказал Изяслав, с хрустом откусывая от яблока. — На Волыни альбо в Червонной Руси, рядом с угорской землёй. И ты сможешь видеть их, княгиня.

— Я хочу остаться, — сказала Ланка внезапно. Она опустила руки и глядела на великого князя сквозь спутанные волосы.

— Нет, княгиня, — холодно ответил Изяслав Ярославич, бросая недоеденное яблоко на стол. — Поздно. Ты хотела уехать — уезжай.