Генри Олди - Войти в образ

Я сидел на диване, в отлично мне знакомой квартире Стаса, в руке у меня был зажат бокал со смесью коньяка и шампанского, в другой – зажженная сигарета, а рядом со мной на диване, на том же продавленном, залитом множеством напитков и прожженном обилием окурков диване – Мом, все в том же экзотическом халате-хламиде, вышитых бисером остроносых тапочках на босу ногу и с длинной-предлинной коричневой сигаретой в зубах. Мом хитро щурился и улыбался, пуская в потолок аккуратные колечки дыма.

С трудом повернув голову в другую сторону, я обнаружил Сарта – вроде бы слегка помолодевшего и совершенно неуместного в панельной малогабаритке. На Сарте болтался бурый балахон, и из широкого рукава выглядывали худые пальцы, цепко обхватившие ножку бокала. Кажется, он предпочитал коньяк в чистом виде. Впрочем, на журнальном столике перед ним выстроилась целая батарея разнокалиберных бутылок, большей частью полупустых. Я с ужасом понял, что мои галлюцинации добрались до тщательно охраняемого бара отсутствующего Стасова папаши.

Сарт потер указательный палец.

– Однако, лоб у вас, молодой человек… – он не закончил фразы и, поставив бокал на столик, принялся стаскивать с себя балахон. Под ним обнаружился весьма щегольский костюм-тройка, темно-серого цвета, «с искрой»; кроме того, на Сарте была белоснежная рубашка, и на шее красовался строгий галстук того же цвета, что и костюм. В таком виде Сарт стал почти неузнаваем.

– Ну вот, мы все в сборе, – довольно заметил Сарт. – Какая у нас будет культурная программа? По типу: спрашивайте – отвечаем, или исповедь на заданную тему? Я, между прочем, тебя спрашиваю, Молодой, – Сарт замолчал и занялся коньяком, время от времени поглядывая на Мома, которого почему-то называл Молодым.

– Ну, это не от меня зависит, – протянул тот, жмурясь сквозь табачный дым. И теперь оба загадочных собеседника смотрели на меня. Надо было говорить. И я заговорил.

Но сначала я поднялся, прошлепал к книжному шкафу и зарылся в него по уши. И когда я вынырнул из створок, то в руке моей был потрепанный томик с терракотовым кентавром на обложке. Кентавр с недоверием разглядывал короткую красную стрелу.

Я нашел нужное место.

«Все презирающий Мом, – вслух прочел я, – Мом-насмешник, бог и сын Ночи, признает ложь единственной основой миропорядка и жизни; и поэтому считает, что всех правдивее тот, который лжет. Отсюда и прозвище «правдивый ложью». Коварные советы Мома были мудры и в то же время гибельны для следующих им».

– В самую точку, молодой человек, – пробормотал Сарт, сделав ударение на слове «человек». – Отвечай, Молодой… Он ведь тебе не верит. И правильно делает. Так что придется… оправдывать выбранное имя.

– Да уж придется, – тихо процедил Мом.

Дверь с гнусавым скрипом приотворилась, но Мом снайперским щелчком послал окурок в образовавшуюся щель. В коридоре кто-то ойкнул, и дверь поспешно прикрыли. Я поморщился.

– Придется, – повторил Мом. – И для начала… Что ты знаешь о Бездне, человек? О Бездне Голодных глаз?

Я пожал плечами. Что мог я знать? Чувствовал – да, догадывался – пожалуй, боялся – наверняка… Но знать?!

– Хочешь, я растолкую тебе его жест, Молодой, – вмешался Сарт. – В переводе на общеупотребительный будет примерно так: а кто его знает?

– Я знаю, – оборвал его Мом. – Или почти знаю. Я был там. Я был частью Бездны. Я и сейчас…

Он осекся и помолчал.

– Как ты представляешь себе ад, человек? – неожиданно спросил Мом.

– Жара, – не задумываясь, сказал я. – И скрежет зубовный. Рога и хвосты.

– Похоже, – задумчиво сказал Мом. – Так вот – Бездна гораздо хуже. Ни смолы, ни хвостов, ни котлов. Ни времени, ни пространства. Ни вашей обожаемой материи… Ничего. Сплошной скрежет зубовный. Беззвучный и бессмысленный. Каждый носит в себе частицу Бездны, но не каждый попадает в нее. И никто не возвращается. Как из ада.

– Орфей вернулся, – сказал я.

– Да, Орфей, – согласился Мом. – И я.

Сарт подумал – и промолчал.

– И я, – повторил Мом. – Но она все еще держит меня. Вы не знаете, что это такое – побывать в Бездне Голодных глаз, хотя вы оба проходили сквозь нее. Но одно дело – пройти, и совсем другое – превратиться в часть Бездны. Даже тебе, Сарт, я не желаю этого.

– Я оценил твои слова, Молодой, – Сарт шепнул это совершенно неслышно, и я не успел осознать странный подтекст его фразы.

Мом пропустил реплику Сарта мимо ушей.

– У Бездны есть сущность – много сущностей, слитых воедино – но нет и не может быть существования. И поэтому она пронизана страстным всеобщим стремлением – осуществиться. Быть. В том мире, откуда пришел я, Бездна уже пыталась реализоваться через Книгу Последних, но Книга внезапно обрела собственную сущность и вышла из-под контроля. Локальные прорывы на Землю неизменно терпели фиаско – носителей, как правило, убивали, считая их «одержимыми дьяволом». Две сущности в одном теле почти всегда дают подобный эффект, а на вытеснение «хозяина» у одиночных попыток не хватало мощности. Мне повезло совершенно случайно… хозяин был безумен.