Максим Огнев - Пой, Менестрель!

«Так и мы с Маргарет могли бы шагать рука об руку, — говорил себе Менестрель. — Не выстояли. А этим юнцам достало сил. Вовек им обязан: возвратили веру в счастливые концы. Полагаю, не мне одному. Певунья, подскажи песню об этом. Песню, которая возвратила бы зрение незрячим и слух — глухим».

Сосновый лес сменился еловым. Мрачные вековые исполины застыли в молчании, слегка покачивали седыми бородами лишайников. По веткам сновали белки, лущили шишки, вниз сыпалась золотисто-коричневая чешуя.

Король поглядывал на солнце, выбирая направление. «Верно ли, что королева Инир до сих пор бродит по лесам в обличье белой оленихи? Лес! Когда мой срок исполнится, прими меня — хоть птицей, хоть зверем, хоть малой травинкой. Лишь бы шум ветра в кронах слышать, лишь бы запах смолы вдыхать».

Мелькнули меж стволов серые тени. Король свистнул, тихо зазвенел голос Аннабел. Лесные братья откликнулись на зов, подступили ближе и вновь скрылись в чаще — верные провожатые.

И вновь Король, Аннабел и Менестрель сидели на ступенях заброшенного храма. Вьюнок, обвивавший колонны, сморщился, побурел. Росшие на крышах березки стряхивали вниз листья. Вся поверхность озера была в золотых пятнах. Солнце клонилось к закату. Длинные тени упали на воду. Ступени храма погрузились в тень, зато противоположный берег был залит солнцем.

— Спой на прощание, — попросила Аннабел.

Тихо и проникновенно зазвучал голос певца:

— Назавтра новый день придет,

И жизнь по-новому продлится,

То, что сегодня только снится,

Наверняка произойдет.

И по дороге на рассвет

Пойдем мы за своей судьбою

С тяжелой ношею — душою

И грузом окаянных лет.

А если я пойду один,

Мои быстрей устанут ноги,

Но буду на своей дороге

Себе я раб и господин.

Я до развилки добреду

По злым лесам, по черным кручам,

Когда закроют небо тучи,

Свой путь я ощупью найду.

Но ворон врет, и сердце мрет,

И серый камень не подскажет,

Та предо мной дорога ляжет,

Какая громче позовет.

А если не услышу зов,

Остановлюсь до знака-звука.

Звучи, любовь моя и мука,

Дорога братьев и отцов.

Я буду мерить жизнь свою

Дорогой этой, словно меркой.

Земля прохладна, небо меркнет —

Покой в аду, покой в раю.

И, через беды, я спою

То, что другие не допели,

И то, что мне ветра напели,

И песню новую, свою.

А если усмехнутся вслед —

Дорога, мол, ведет к могиле,

Ждет где-то смерть… Но вы забыли,

Моя дорога — на рассвет.

Нет и не будет ей конца,

Сольются с ней душа и песня,

Та, что звучит, та, что воскреснет

На струнах нового певца.

Менестрель обхватил колени. Певунья лежала рядом на ступенях. Пора было в путь, но он медлил, словно ждал сигнала неведомой струны.

Король вдруг вытянул руку, указывая на противоположный берег. В просвете между деревьями скользнуло что-то белое. Качнулись еловые лапы, раздвинулись ветви клена. Мелькнула гордая голова на грациозной шее, хлынул вниз золотой дождь кленовых листьев.

— Смотрите! — закричала Аннабел. — У нее корона на голове!

— Королева Инир, — выдохнул Король.

— Маргарет, — прошептал Менестрель.

Еще раз дрогнули ветви, и все затихло.

— Что ж, — Менестрель закинул за плечи лютню, — пора и мне в дорогу.

Они простились. Король с королевой, стоя рядом, смотрели, как певец уходит. Он шагал легко — к утру будет далече.

Розовый диск солнца краем задел верхушки деревьев.

— Не успеем до ночи возвратиться в Тург.

— Ничего, для нас отопрут ворота.

Муж с женой, улыбаясь, поглядели друг на друга. Отправились в обратный путь. Аннабел ехала верхом, Король вел коней под уздцы. Отводя колючие ветви, взглянул на жену. Она смеялась.

— Чему ты радуешься?

— Думаю, нам не придется долго искать кормилицу. Обратимся к Гильде.

Господи! Дай покоя

Спящим в ночи,

Вложат пускай герои

В ножны мечи,

Пахари выйдут в поле —

Будет и хлеб.

Дай же Ты лучшей доли

Всем на земле.

Дай, возврати твореньям

Зренье ли, слух.

И возроди из тленья

Слово и дух.

Дай мореходу парус,

Бедному — кров.

Дай одиноким радость,

Дай им любовь.

Глупых, слепых и нищих

Можно согреть.

Феникс на пепелище

Пробует петь.

Новое дай начало

Древним краям.

Зря ли в лесах звучала

Лютня моя,

Зря ль оживет природа

Новой весной,

Зря ли все эти годы

Жил я с Тобой.

Мне ли просить о многом,