Марина Дяченко - Год Черной Лошади

Уже в середине экскурсии ей сделалось не по себе. Пожилая дама смотрела на нее внимательным, цепким, странно знакомым взглядом.

В последнем зале Юлька предложила экскурсантам задавать вопросы («…а если взять три миллиона лошадей?»). Пожилая дама спросила о чем-то незначительном; глядя, как шевелятся ее губы, Юлька покрылась испариной.

С лица элегантной дамы на нее глядел желтобрюхий варан. Глядел, по обыкновению, прямо и чуть отстраненно. Юлька узнала его давнишнюю манеру говорить — почти не открывая рта.

Юлька смешалась, не услышала вопроса и вынуждена была переспросить. Пожилая дама чуть улыбнулась — Юльке померещился раздвоенный язычок.

Ее бросило в жар. Так, как бывало когда-то на первом уроке, когда дверь тихонько приоткрывалась и опоздавший мальчишка встречался бесстрастным взглядом с ее преданными глазами. Так, как тогда у Плотины…

Экскурсия подошла к концу. Юлька знала, что на щеках у нее горят красные пятна и что экскурсанты удивлены — но ничего не могла поделать и только улыбалась изо всех сил.

Пожилая дама удалилась в числе прочих; несколько долгих минут Юлька пыталась собой овладеть — и тщетно.

Пожилую даму она нашла в дамском же туалете, недавно отремонтированном и потому полном фарфорово-хромированного блеска. Дама аккуратно пудрила нос перед большим, во всю стену, зеркалом.

Юлька растерянно остановилась: перед ней была всего лишь немолодая ухоженная женщина, удивленная смятением экскурсовода Фетисовой. Напомаженные губы поджались, бархатка упряталась под крышкой пудреницы, Юлька готова была извиниться — но тут дама взглянула на нее в упор, и Юлька увидела, что варан здесь.

Краснея и путаясь, запинаясь, как девчонка, она осмелилась-таки спросить: а не было ли у дамы родственников в городе Плотинске?

Дама не расслышала названия. Разобравшись, долго смеялась: нет. Конечно, нет. Не было у нее в Плотинске ни внучатого племянника, ни сына, ни брата. Погодите: Плотинск… Нет.

Юлька почувствовала, как разворачивается внутри серая пустота. Сейчас следует извиниться, повернуться и уйти… Впереди еще две группы… Она успеет вскипятить себе чашку чая. Потом она спустится в метро и поедет в общагу, и под сиденьем напротив будет валяться банановая кожура…

Она извинилась, повернулась и пошла к двери.

Рука ее коснулась медной ручки, когда из овального дверного зеркала на нее глянул удовлетворенный, насмешливый, сытый варан. Элегантная европейка стояла, привалившись плечом к кафельной стенке, и медленно разворачивала хрустящий конфетный фантик.

«Барбарис».

Юлька медленно обернулась. Дама запустила конфету за щеку, и глаза ее приобрели мечтательное выражение.

Юлька сглотнула. Длинные пальцы пожилой женщины складывали из конфетной обертки тугой школьный «фантик»; Юлька с трудом оторвала взгляд от этого процесса, чтобы заглянуть даме в лицо:

— Ордынец?!

Дама чуть прикрыла желтые вараньи глаза:

— Это я, да я же… Глупая ты, Фетисова.

Юлька откуда-то знала, что стоящая перед ней особа всю жизнь прожила в Брюсселе и ни слова не понимает по-русски.

И тогда дрожащая Юлькина рука окунулась в косметичку. Туда, где среди французских тюбиков с длинной розочкой на боках одиноко липла к пудренице тощая старая конфетина.

…Невыносимая тяжесть густой черной жижи. Невыносимая тяжесть, пласты и пласты мутной воды, паутина гнилых корней — древних корней, не успевших стать слизью… Покосившиеся камни, неразличимые в плотной вязкой массе. Мертвая тишина, мертвая темнота, и давит, давит, давит…

…Никогда.