… Перед самым последним выдохом, когда они уже поцеловались и сил осталось только разъединить губы, он, который любил ее, поклялся в следующем перерождении снова с ней встретиться, и она, которая любила его, тоже поклялась в следующем перерождении встретить его. Так они и договорились соединиться в грядущей жизни, чтобы он мог без проблем любить ее, а она могла без проблем любить его.
И вот они действительно встретились в следующей реинкарнации, но вся трагедия в том, что он перевоплотился в пешехода, а она – в лошадь, и, естественно, он не мог любить ее, а она не могла любить его. Тогда она, в облике лошадки, столкнула его в бездну и сама в нее же кинулась за ним, надеясь, что в еще одном перерождении они уж точно родятся людьми. Но их опять постигла неудача. Теперь она родилась человеком, а он конем. И история повторилась тем же образом, но наоборот.
Вот с тех пор они перерождаются из века в век с надеждой любить друг друга, но никак не могут договориться о едином облике. Так что уже многие сотни лет он не может любить ее, а она не может любить его.
– Как жалко! – воскликнула Ясна, смахивая со щеки слезинку.
– Но почему в этот раз они оба переродились людьми? – спросила я.
– Договорились, очевидно, но, как всегда, не до конца – возраст не рассчитали.
– Росинатрий, но почему вы называете их Пеший и Конный? Пеший – это понятно, но вот Конный? Конный – это же не лошадь, это тот, кто ездит на ней.
– Да, это так. Но так уж у нас повелось – Пеший и Конный. Я так думаю, это связано с тем, что один всадник у нас уже был. Есть у лошадей такая легенда. У одного нашего собрата был наездник, совершенно бестолковый, невменяемый и безнадежный абсолютно. Ох, и досталось нашему соотечественнику. А за бестолковость наездника так и прозвали – Всадник Без Головы. Так что Пеший и Конный – такова традиция. У вас, у людей, я слышал, тоже говорят – «безрукий», но это же не значит, что он без рук, ведь так?
– Логично.
– Так, значит, они просчитались? – спросила Ясна.
– Может, и просчитались, а может, ошибка природы, случайность.
– Случайность – это непознанная подлость! – услышали мы голос Трататуна, который неожиданно появился в комнате.
– Ты что тут делаешь? – спросила я.
– Я услышал разговор и решил проверить, что тут происходит, и вот пришел как раз на самое начало легенды, просто вы меня сразу не заметили.
– Понятно, у меня достойные ученики.
– Да, вот такая история, – закончил Росинатрий свою речь. – И никто не может помочь, так и мучаются, бедняги. А вот теперь к их страданиям прибавилось еще и это.
СВОБОДА! РАВЕНСТВО! И БРАК!
Что вы знаете о жизни и о жертвах? Вы думаете, что если вас выселили из особняка, вы знаете жизнь? И если у вас реквизировали поддельную китайскую вазу, то это жертва? Жизнь, господа присяжные заседатели, это сложная штука, но, господа присяжные заседатели, эта сложная штука открывается просто, как ящик.
И. Ильф, Е. Петров
– Йо, – застенчиво позвал Трататун, – кажется, я могу тебе помочь.
– Мне?
– В смысле Лукрецию-Солей и Солей-Лукрецию.
– Правда? И как?
– Ну… Давай я лучше сначала попробую, а уж потом скажу, как у меня это получилось.
– А почему ты не хочешь говорить?
– Боюсь сглазить.
– Да-а, ты прирожденный маг.
– Так ты разрешаешь?
– У меня есть выбор?
Ясна и Трататун позвали наших гостей. Те, войдя в комнату и увидев такое количество гостей, засмущались и прижались друг к другу, как два голубка.
– Внимание, Солей-Лукреций и Лукреций-Солей, сейчас вам будет оказана волшебная помощь. Приготовьтесь.
– Вы правда нам поможете?
– Да. Вот это, – я указала на Трататуна, – мой ученик. Он сделает все в лучшем виде!
– Да?
– Да!
И Трататун, действительно, все сделал В ЛУЧШЕМ ВИДЕ!!!
* * *
Мы стояли на краю холма и видели, как за горизонт удаляются два влюбленных кентавра. Теперь он может вечно любить ее, а она может вечно любить его.
Лучше всего, конечно, было рассказать про свои страдания нежной морщинистой маме. Она бы пожалела.
И. Ильф, Е. Петров
А на самом деле в уездном городе N люди рождались, брились и умирали довольно редко. Жизнь города N была тишайшей.
И. Ильф, Е. Петров
Тихий зимний вечерок, когда за окном метет метель, а в доме горит камин, доверительно потрескивают поленья, и приятная дремота и шерстяной плед обволакивают тело. Что еще можно желать в такой идеалистический вечер? Разве чтобы наконец умолкла Ясна и не кудахтала надо мной, как беременная курица, – все ей не терпится поделиться со мной какими-то новостями. Так и носится вокруг меня, пританцовывает и размахивает перед лицом утренней газетой «Тамтам».
Читать дальше