Грязная игра — и кому, как не Инти, знать, в какие грязные игры играют жрецы всех времен и народов? Наверное, потому он и радуется возможности поносить человеческую плоть, даже столь несовершенную, как эта, узкоплечая, сутулая, наделенная фамильными недугами Едемских. Зато если под ним, человеком, кто-то кричит, матерится и благодарит за доставленное удовольствие потоком бессмысленных слов, все сказанное — его собственное и больше ничье. Не обряд, не молитва, не затверженная последовательность движений и звуков, а чистое, искреннее, до животной сути пробивающее наслаждение.
Дамело поднимается на ноги и отряхивается от налипших клочьев мха. Видимо, боги тоже пытаются решить свои проблемы сексом. И у них тоже ни черта не получается. Краем глаза индеец замечает, как рука Инти ползет к Димкиной шее, ложится на затылок, ерошит волосы — медленно, осторожно. Любовно. Точно золотой бог боится прожечь эту тонкую кожу, эту хрупкую кость своим касанием, но не может оторвать ладонь. Зато взглядом он вот-вот прожжет в Сапа Инке дыру. Или две.
— А ты похож на меня, — удовлетворенно замечает Инти. — Даже больше, чем другие. Такой же несвободный. Такой же опасный. Такой же запутавшийся.
Дамело не понимает, он не понимает, что хочет сказать ему божество. У него сейчас мозг вскипит — не от жара близкого солнца, но от желания расшифровать послание: несвободный бог, запутавшийся бог… Кечуа закрывает глаза и заклинает: пусть что-нибудь случится, пусть развеет сгустившееся в воздухе напряжение, разрядит обстановку, как атмосферное электричество разряжается молнией.
Черт бы побрал нас всех, дебилов, решивших отнять добычу у богов, шепчет Дамело — то ли про себя, то ли вслух. С Амару никогда не знаешь, удалось промолчать или нет.
Раздается смешок змеиной матери — четкий, оглушающий, будто щелчок кнута. И сразу после — тонкий, пронзительный крик, в котором нет ничего человеческого, доносится со стороны двери, ведущей в коридор, к туалетам. Хотя кто знает, что теперь на месте клубных сортиров — озеро Титикака? Уака Луны? [93] Уака Луны или Храм Луны — саманное сооружение на севере Перу примерно в 5 км от города Трухильо. Недалеко от него находится Храм Солнца. Между двумя храмами находился город. Уака состоит из нескольких храмов, которые надстраивались друг над другом в различные эпохи. На алтаре последнего по времени постройки храма обнаружены останки сорока воинов, принесенных в жертву — прим. авт.
Если ты рожден мужчиной, на женский крик ноги несут сами. Дамело не успевает подумать о том, что его ждет ловушка, что он не собирался спасать ни одну из этих про́клятых баб, что у него другая цель — вытащить из кровавого уака своего единственного друга… До того, как любой разумный довод успевает оформиться в мозгу, индеец уже на месте.
Когда-то все здесь блестело хромом и светлым мрамором, делая санузел в «Храме Солнца» похожим на прочие платные сортиры. Теперь, конечно, и следа не осталось от хрома и мрамора: лианы и мхи, заплетающие храм Солнца, здесь рассыпаются в прах, словно после многолетней засухи. Пыль и песок лежат на всех горизонтальных поверхностях вековыми слоями, из-под них едва проступают барельефные очертания пауков, уловляющих души, и мертвецов, водящих вечный хоровод в аду.
Что мои бабы делают здесь столько времени? Не носы же пудрят — тут, в грязи? — мелькает в голове у Дамело. Раньше, чем у него появится хороший, подробный, но несколько запоздалый ответ, индейца швыряет на пол. Он падает, выставив руки, спасая лицо и глаза, однако жертвуя ладонями, перекатывается, уходя из-под удара сзади. На то место, где Дамело валялся носом вниз секунду назад, с грохотом рушатся два сплетенных тела — одно в человеческий рост, другое маленькое, размером с кошку. Или с крупную крысу.
— Амару! — Дамело бросается на тварь, посмевшую обидеть дракона удачи. И обнаруживает, что сын Радуги сам кого хочешь обидит. А тварь — всего лишь странный заросший мужик, который отрывает Амару от собственной физиономии, изощренно матерясь.
Кечуа принял бы его за подвыпившего посетителя, забредшего не в ту кабинку и подвергшегося нападению сверхъестественного существа, кабы не одно но: тот, кто видит это существо, сам не менее сверхъестественен. Мнимый алкаш — еще один бог, заявившийся на свадьбу, тоскливо думает Сапа Инка. Знать бы, кто это к нам пожаловал.
— Отцепись, говорю! — рявкает «алкаш» — и Амару относит в сторону звуковой волной. Дамело чувствует желание забиться в угол или сбежать, бросив всех, спасая себя, будто он здесь крыса. Спокойная земля московская вздрагивает под злосчастным боулингом, стонет инфразвуком, готовится устроить небывалое для здешних широт землетрясение, но после нескольких минут мелкой дрожи успокаивается. И все вокруг успокаивается, если не сказать замирает.
Читать дальше