Инесса Ципоркина - Меня зовут Дамело. Книга 1

— Меня здесь прикончат или отведут за бруствер? — бормочет индеец фразу из старого-старого фильма.

Она-в-змеиной-коже, Наша-змеиная-мать, единая во множестве лиц, ликов и личин, Тласольтеоль поворачивает голову, словно змея, готовая броситься на добычу. К счастью, добыча — не Дамело, а всего лишь пара тарелок с кусками мяса, исходящего паром и соком. Непонятно, как все это изобилие уместится в хрупком женском теле. Разве что облегающее платье растянется, точно живая питонья кожа, когда живот Пожирающей наполнится и округлится. Наполнится, но не насытится. Индеец знает, а может быть, помнит чужой, далекой памятью: боги мешика никогда не насыщаются, сколько бы кровавых жертв ни приняли.

— Что вы, инки, за странный народ, — бормочет Тласольтеотль, вновь погружая пальцы в соус. — Считаете, будто нам нужны лишь жертвы и рабы, рабы и жертвы. А нам, между прочим, еще игры нравятся.

— В футбол? — рассеянно спрашивает Дамело, вновь наблюдая картину поедания котлет питоном в теле человеческом. Он не может отрицать, его, как повара, эта сцена почти очаровывает: мясной сок течет по щекам ацтекской богини, уже не капли — струйки срываются с подбородка, прихотливо извиваясь, скользят бордовыми змейками по груди и рукам, питоний зев пульсирует, принимая очередное подношение высокой кухни, глаза рептилии соловеют… Неужто наелась?

— И в карты, — посмеивается Тласольтеотль блестящим от жира ртом. — Сводишь меня на игру? Обещаю не мухлевать!

— Мухлюй, кто я такой, чтобы тебе мешать, — великодушно разрешает Дамело, позвоночником чуя, по какой тонкой грани ходит: шутит с самой мстительной богиней самого злопамятного народа в мире. И даже делает вид, будто у него есть выбор — соглашаться или не соглашаться на ее предложения.

— Чтобы было интересно, — безапелляционно заявляет Тласольтеотль, — будем играть честно!

Что ж, как скажешь, змеиная мать. Как скажешь.

Под конец вечера Дамело таки напился. Держался-держался, уговаривая себя, что все происходящее — нормально для человека, видящего драконов во сне и наяву, что женщина напротив — не порождение шизофрении или белой горячки, чего-то подобного он ждал от своей жизни все свои без малого тридцать лет и под первый свой юбилей — радуйся, индеец! — дождался. А потом, когда в дверях ресторана показалась Сталкер, держаться стало незачем.

В этот момент Тласольтеотль отдыхала, почти спала, откинувшись на спинку жесткого ресторанного стула. В ресторанах не бывает чересчур мягких сидений, там всегда стоят пыточные кресла с прямыми спинками, на которые невозможно откинуться и кемарить, переваривая обед. Мебель дизайна «ешь, плати и убирайся» — точно такую же приобрел для своего заведения Эдемский и Дамело не осуждал его, о нет, он понимал хозяина, ускоряющего оборот столиков в своем бизнесе и оборот еды в животах посетителей.

Удивительно то, что змеиная мать привольно раскинулась именно в таком, не предназначенном для раскидывания кресле. Напротив молодого кечуа сидело божество, опустошившее обе тарелки с двойными порциями, дремало, вяло растекшись по неудобному г-образному изгибу, придерживая раздувшееся брюхо с пятью оковалками оленины внутри. И взгляд Дамело помимо воли подмечал ненужные детали: вусмерть заляпанное платье все же треснуло по швам, обнажая голую кожу, белую-белую по сравнению с темной питоньей шкурой — но, может, эта кожа лишь казалась человеческой? Жир и соус не засохли коркой, а понемногу сходили с подбородка и шеи Тласольтеотль, как будто те были нечеловечески гладкими. Интересно, скользит ли тело богини под пальцами, протекает ли между ладоней, словно вода? — мелькнула пугающая мысль. Молодому кечуа оставалось лишь надеяться, что змеиная мать мыслей не читает. Или хотя бы спит.

Тласольтеотль и вправду спала, дыша ровно и глубоко, точно собиралась провести в ресторане всю ночь, а то и сутки, переваривая съеденное. И тут в зал вошла Сталкер. Дернула щекой, увидев Дамело за одним столом с какой-то женщиной, усилием воли подавила тик и, улыбаясь изо всех сил, подошла. Индеец оглянулся на Сталкера, с воплем вскочил, схватил сонного Амару со стола и ринулся вон из ресторана. Даже за шикарный ужин свой не заплатил.

Недалеко, впрочем, он убежал-то. Всего лишь до бара. Где и завис, опрокидывая в себя шот за шотом, водку вперемешку с текилой, уже стекленея взором, но продолжая пить, пить, пить. И мечтая забыть то, что видел.