Мария Версон - Огни Ринеля

- Ему двадцать два года, обратной магии, той, что обратна силе сиянию, учатся десятилетиями, а он...

- Откуда вам это известно? - Голос Рьюдо перешел в нервный шепот. - Об обратной магии?

- Вы хотите меня в чем-то обвинить, луч? - Мастер Визы сложила руки на груди и расправила плечи - даже при её некрупном телосложении это выглядело устрашающе.

- Нет, что вы. Но здесь все против Ветру, в том числе и показания девушки...

"Грязная глупая суккуба..." - прочитала Визы в мыслях Рьюдо.

- Вы многое умалчиваете, Рьюдо... Вы и ещё шестеро. С чего бы вдруг всем семерым лучам собираться здесь, неужели ради поимки одного якобы отступника?

- Мастер, мы прослышали о силе и таланте Стижиана Ветру, и...

- Вы как псы, лучи, из чувства страха лаете на тех, кто вас сильнее, зная, что он верен клятве и не станет рисковать чужими жизнями ради спасения своей... - Мастер Визы подошла к окну, бывшее разноцветным витражом. - Свет все видит, - улыбалась она, но Рьюдо не видел её улыбки - сияющей, воистину счастливой. - Вы породите своего величайшего врага, если продолжите слушать вашего пророка... Во имя Сияния! Рьюдо! Стижиан еще юнец и у вас не должно быть причин желать ему смерти.

- Мастер Визы, Стижиана Ветру казнят завтра на рассвете на площади Дакарра...

"Дакарра? Там казнят всех преступников, чьи души воистину черны и продолжают гнить даже после смерти! Огонь, что горит там, не очищает, а коптит, дабы потешать публику!"

- Рьюдо, зачем вам все это? Кто приказал?

- Я не понимаю о чем вы, мастер. - Рьюдо положил руку на звезду, висящую между тканных складок на груди.

Визы выдохнула, понимая, что этот разговор ни к чему не приведет, и даже её слово не перечеркнёт приказ, полученный Рьюдо кем-то, кто много умнее и коварнее его.

- Могу я увидеть его?

- Нет, мастер.

Днем четвертого июня шестьсот двадцать девятого года со дня падения северной звезды, Стижиан Ветру не спал. И не спал он вот уже трое суток. Его лицо побледнело, глаза воспалились и стали алыми. Ведь на самом деле их цвет был сплошь черный, где не было видно даже зрачка. "Глаза птицы" - говорила ему мама в далеком прошлом, которого он не желал вспоминать. "Глаза феникса" - сказал однажды мастер Тео, потрепав тогда ещё короткие волосы на голове послушника, в день, когда они встретились. "Говорят, что встретившись с глазами феникса, их противники бросали оружие и падали на колени. Однажды и перед тобой враги будут расступаться, Стижиан".

- Ветру! - Загорланил послушник, встречавшийся накануне с мастером Визы. - Ве-етру-у! - Он делал это громко и весьма нахально, словно козочек пас, а не вёл подсудимого на казнь. - Вставай!

- Прекрати орать. - Монах, смотревший в окно, точнее это было окном столетия назад, сейчас оно просело и оказалось под землей, даже не повернулся.

- Ты не в том положении, чтобы приказывать, еретик... - Ляпнул послушник и тут же пожалел. Стижиан повернулся к нему лицом и медленно встал. Послушник не был обучен не только манерам, но и умению держать себя в руках, а когда высокий и плечистый мужчина, с длинными засаленными волосами и бледным лицом, с красными глазами, словно у бешеного волка, движется медленно и грозно на тебя, и при этом ты знаешь, что он - один из сильнейших монахов в истории Храма Сияния, волей-неволей начинаешь пятиться, ощущая ужас, холодом сковывающий внутренности. - Простите, я...

- Умолкни.

И он умолк. Послушник хотел было связать монаху руки, но тот посмотрел на него с печальной, доброй ухмылкой, и Меин понял - бесполезно.

Толпа на площади Дакарра встречала Стижиана словно знаменитого актера. Кричали, визжали, свистели, даже не задумавшись о том, что на эшафот вывели монаха, личность, почитавшуюся святой.

Вдалеке, там, где начинался торговый ряд, стояли Гарет и её мать, Мусиль, утиравшие слёзы.

Шестеро лучей выстроились на балконе своего чернокаменного храма и взирали на происходящее свысока. Лишь Рьюдо, знавший, что за его спиной стоит мастер Визы, смутно догадывался о том, кого они сегодня хоронили.

- Мы ещё увидимся, Стижиан. - Проговорила мастер Визы, когда её ученик был погребен под толщей пламени и света.

Рьюдо услышал эти слова, произнесённые за миг до того, как город Ринель охватила вспышка изумрудного пламени.

Последним, что помнил Стижиан, была жгущая боль, острыми лезвиями разрезавшая его грудь. Монах не чувствовал ничего другого, кроме скорби и смирения со своей участью. Он мог сбежать: даже негаторы неспособны удержать его в клетке, но бессилие и уверенность в собственной слабости, чувство вины и непонимание её заставляли Стижиана держать руки за колонной, пока пламя медленно проедало его кожу.