Николай Инодин - Аннотация

Рома рассмеялся:

- Свиного принеси, из жирника.

Когда Шишагов в сопровождении всех своих домочадцев пришёл к священному месту, там уже собрались все жители хутора, кроме сурового пастуха Ходима - тот нынче на шаг не отходит от уменьшившегося в несколько раз стада.

Савастей, строго насупив брови, сурово вопросил чужеземца, не чёрную ли волшбу тот собрался творить в таком месте? Шишагов, как сумел, объяснил - напротив, хочу солнечным светом и очищающим огнём развеивать нечистые помыслы. Получив благосклонный кивок жреца, приступил к представлению.

Взвейтесь кострами, синие ночи!

Мы - пионеры, дети рабочих!

Близится эра светлых годов,

Клич пионеров - Всегда будь готов!

Радостным шагом с песней весёлой

Мы выступаем за комсомолом!

Близится эра светлых годов,

Клич пионеров - Всегда будь готов!

Под задорный мотив пионерского гимна при помощи лучка и пары палок Рома добыл живой огонь, вырастил, подкормил, присел рядом на корточки. Протянул к пламени ладони - пригодилась шаманская наука. Зрители, на всякий случай стоящие поодаль, затаили дыхание, когда огонь начал ходить за руками иноземца - ластился, как щенок к хозяину. А Роман гладил пламя, держал на ладони, угощал вкусненьким - сухой щепочкой, кусочком берёсты. Потом Рудика подозвал. Взял у того, и воткнул в землю вокруг огня двумя кругами сперва ореховые прутья, потом дубовые ветки. Савастей снова кивнул одобрительно - дело знакомое, правильное. А Шишагов тем временем в маленький горшок всякую всячину клал - кусок лепёшки, масла коровьего малость, колбасный ломтик и рыбий хвост. Горшок поставил на огонь, затем встал и поманил Хвата. Старый пёс, до прихода чужеземца не признававший никого, кроме хозяина, подошёл и уткнулся башкой в Ромины колени, подставил уши для почёсывания. Роман приласкал пса, срезал клок шерсти из-под хвоста и отослал собаку. Зрители замерли - вот оно, начинается. А Роман, не надеясь на свой смыслянский, выдал заговор на языке родных осин. Не беда, что ничего не поймут, сами придумают, да пострашнее, чем в оригинале:

Волос мерзавки с собачьею шерстью

Смешаю и жиром намажу кабаньим,

Чтоб не смогла она ложью и лестью

Приблизиться к низменным целям своим.

Хитрость пускай завивается злая,

Хвост свой змеёй ядовитой кусая.

Пища, что в лживые канет уста

Силы лишится и будет для брюха пуста.

Пусть отвернётся от женщины этой удача,

Радость уйдёт, но останется место для плача.

Под этот незатейливый стишок Роман свил волосы с собачьей шерстью и смазал топлёным свиным жиром. Разбил стоящий на огне горшочек, а получившийся жгут сжёг в пламени, не выпуская из пальцев.

Зрители молчали, не отрывая глаз от рук Шишагова.

Остатки сгоревших волос Роман растёр в ладонях, и, зачерпнув из костра горячей золы, очистил ей руки, после чего показал окончательно замороченным зрителям чистые руки без следов ожогов и копоти.

"Как они смотрят! Я просто факир, однако. In the circus, with the rabbits".

Затем он погасил пламя руками, собрал горячие угли в черепки горшка, вынес на берег Нимруна, уложил на приготовленный Акчеем плотик и оттолкнул от берега поданным Рудиком копьём. Вода подхватила хлипкую конструкцию, вытащила на середину реки и понесла вниз по течению.

"Место Акчей выбрал правильно, умница".

Вместе со зрителями дождался, когда плотик скроется за изгибом берега, и ушёл домой, прихватив по дороге Крумкача - в отличие от наглой бабы, тот ещё не завтракал. Есть хотелось сильно, поэтому Шишагов не увидел, как за его спиной люди расхватали оставшиеся от "ритуала" прутья и ветки. Начавший первым Савастей сгрёб в охапку не меньше половины.

Прощаясь, Крумкач, улыбаясь от уха до уха, встряхнул Романа за плечо:

- Не беспокойся, все соседи узнают, в подробностях. Мне больше всех интересно, что после будет!

Наклонился к Роману и тихонько на ухо поведал:

- Вождь наш на днях с гощеньем будет, видеть тебя хотел.

Как здесь гостят вожди, Шишагов не знал, а его гостевание, формально продолжающееся, практически закончилось - бездельничать надоело, руки просили работы. С согласия Печкура Роман затеял очередную стройку - трофейного железа скопилось много, от Дзеяна привёз как бы не больше того. Смех сказать - копейных наконечников больше двух десятков, а приличной лопаты в хозяйстве нет. Собственно, список того, чего нет, во много раз длиннее списка имеющегося в наличии. Поэтому и затеял Рома постройку кузни. Да только в этом деле, как с ремонтом - стоит начать, и уже трудно остановиться. Может удержать только отсутствие рабочих рук. Но Печкур, видно, смекнув, что весной чужак постройки с собой не увезёт, прислал в помощь сыновей в полном составе, а к ним друзья-приятели подтянулись. Работников хватает, одновременно копается яма для обжига кирпича и ставится из нетолстых брёвен каркас кузницы, рядом парни помоложе уже плетут из прутьев щиты для стен. Кирпича пока нужно немного, столько глины можно и в старом корыте намешать. Ещё день-два такой работы, и можно будет начинать обживать новую кузню. Маха притащила из лесу косулю, как раз получилось строителям на угощение. Не шашлыки, конечно, но и печёное на углях мясо пошло замечательно. На огонёк весь вечер подтягивались хуторяне, Кава прислала пару кувшинов пива, а потом и сама пришла, с мужем. Душевно посидели, разошлись затемно. И если после утреннего представления вильцы на Рому с опаской поглядывали, к вечеру отношения потеплели - может, и не так страшен иноземец, как показалось. Топором машет, как обычный человек, в глине измазался, ест и пьёт, как все люди, не гордится.