Татьяна Богатырева - Фейри с Арбата. Гамбит

Действительно. Понравилось. Не все - но кое-что. Бонд, вашу мать.

Ильяс пожал плечами и снова отхлебнул мерзкого кофе. Он уже понял, что последует дальше. Еще одно убийство его руками. Только на сей раз убивать прикажут не постороннего парня, на которого чихать с высокой секвойи...

Почти шесть лет себя убеждал, что чихать. Что на месте безногого ветерана несуществующей войны, обреченного остаток жизни провести в коляске, он был бы благодарен тому, кто его пристрелит. Что тот сам бы просил пулю, как в самые темные дни Ильяс просил сестру в хосписе уколоть тройную дозу, чтобы насовсем. Но как ни убеждал, до сих пор снилось располосованное четырьмя параллельными шрамами лицо с удивленно-обреченными глазами: на той войне солдат научился слышать смерть за несколько шагов.

Нет. Хватит с него. Он же может отказаться - если, конечно, не соврали...

- Наша маленькая просьба, Илья Сергеевич. - Ярослав Андреевич бросил на стол фотографию, невесть как перекочевавшую с холодильника ему в руки, постучал по ней ногтем. - Совсем маленькая просьба. Жаль, что вы не сумели выполнить. Но, впрочем, у вас есть еще возможность решить эту проблему. Кардинально.

...и даже если соврали, все равно он откажется. Решать проблему кардинально. Сколько там осталось, максимум два года? Год? Шесть месяцев? Вот и отлично. Полгода просыпаться счастливым от того, что проснулся свободным и тебе не больно - это очень, очень много. Ему хватит. И для того, чтобы вернуть Лильку в реальность из этого гребаного игрового центра - тоже. Безо всяких заданий, просто ради того, чтобы она жила долго и счастливо.

- Не откажетесь, Илья Сергеевич. - Не-Янковский покачал головой. - Поверьте, мы не звери какие.

Улыбнулся, ласково и сочувственно, и Ильяс понял, что отказаться ему не дадут.

Над дальним берегом Девьего озера догорал закат, изумительный, аметистово-палевый закат, каких не бывает больше нигде. На этот закат любовался сидящий на трухлявом бревне мужчина медвежьей стати, темноволосый, с двумя косицами на висках, в потертой дорожной куртке с медными бляхами. Рядом, на расстоянии вытянутой руки, лежал лук с натянутой тетивой, а на бедре висел длинный нож, почти меч, который обычно называют саксом. Казалось, путник расслаблен, полностью поглощен созерцанием заката и не замечает четверых головорезов, подкрадывающихся с поросшего березами пригорка. Троих с мечами и одного с луком.

Но вот пятого, лучника, что прятался за старой сосной вовсе с другой стороны, он и в самом деле не видел.

И не увидит, пока не станет поздно.

Майлгенн нахмурился, отвернулся от экрана и потер виски.

Он не мог понять, почему сегодня все идет наперекосяк. Еще вчера казалось, что тщательно продуманный план работает, но сегодня она снова вела себя так, словно резонанс не сломан - но этого не может быть! Резонанс ломается раз и навсегда, Безумный Бард доказал это со всей определенностью.

Взглянув на часы, Майлгенн снова потер виски и подумал: если откатом за то, что они с Лайном сегодня сделали, будет только головная боль - он вознесет хвалу Кирмету и сожжет в его честь целый стог шалфея и ромашки. Не жалей-трава, конечно, но Кирмету это не важно.

Ну, Лайн, ты где? Расчетное время - уже!

На экране тем временем заканчивалась драка. Не в пользу одинокого путника. Из головорезов полегли трое и один был ранен, но свое дело они сделали. Восемнадцатое покушение на главу Малой Канцелярии Тейрона увенчалось успехом. Лорд Мейтланд будет гордиться своей хитростью, и с гордостью прирежет оставшихся двоих исполнителей. А на тризне скажет проникновенную речь о великом тейронском герое, отдавшем жизнь за отчизну.

Люди!

Наконец, ожил телефон.

- Получилось. Она поверила, - сухо сказал Лайн. - Идет к остановке, собирается звонить.

- Проводи ее, - велел Майлгенн и нажал отбой.

Звонок Настасье он прослушал, кивнул сам себе и, убрав с экрана Девье озеро и тело тана Эллисдайр, проверил, где находится Ильяс Блок. Зеленый огонек на карте показывал, что темный фейри как раз на стройке, куда его послали ловить болотные огни. Что ж, еще час он потратит на замену колеса, затем его ждут англичане на выставке. А потом будет поздно.

Закрыв глаза, Майлгенн глубоко вздохнул и позвал:

- Свейл! У тебя осталась настойка?

Через мгновение на его виски легли прохладные ладони. Боль утихла, и потянуло в сон.

- Настойка тебе не поможет. Горе твое от ума, - грустно усмехнулась Свейл. - Спи. Я присмотрю за ним часик, если что - разбужу.