Глен Кук - Позолоченные латунные кости

Краш не интересовалась Гарретом-мужчиной. Точкой нашего соприкосновения был Морли. Она призналась, что понятия не имеет, кто он такой на самом деле. Но, возможно, его знает Ди-Ди.

Плаксивый парень, сидящий во мне, спросил:

— Тогда почему ты капаешь над ним слюной?

Мое мнение о ней драматически возросло: она немного подумала, прежде чем ответить.

— Не знаю. Когда я пытаюсь понять это с логической точки зрения, даже не знаю. Он колдун?

— Твои догадки будут ближе к истине, чем мои. Ты ведь женщина. Мне никогда не удавалось понять. Может, от него исходит некий запах, потому что он вегетарианец.

— Сомневаюсь. Как бы то ни было, если речь идет обо мне, наверное, все дело в соперничестве с Ди-Ди. И у него возбуждающая репутация. Он плохой, он красивый, и он имел связь со знаменитыми женщинами. А если не считать всего остального, остается чистой воды любопытство. Что такого особенного находили в нем все эти женщины?

Я угрюмо поразмыслил о Морли. Как-то раз он сказал мне, что тяжко трудился над своей репутацией. Создавая ее и оповещая о ней, он обеспечивал себе неиссякаемый поток леди, гадавших, что в нем такого возбуждающего. Морли настаивал, что тут нет никакого обмана. Он давал оправдания женщинам, чтобы те могли потакать своим испорченным желаниям.

Краш закончила работу, и у нее не осталось оправданий, чтобы здесь болтаться. Она ушла без извинений, без прощальных слов, без разбитого сердца.

Я закрыл дверь и подпер ее своей раскладушкой. Прилег соснуть, но сон мой продлился всего часа два-три. А потом меня снова разбудили. Я воспользовался ночным горшком, после чего проверил окно.

Оно все еще было заколочено.

С другой стороны, в него было вставлено стекло. А стекло можно разбить.

Звук доносился из кровати. Я бросил объемистый сборник шедевров Джона Салвейшена. Мне показалось, что Морли давится.

Он и вправду давился. Словами. Глаза его были открыты. Он пытался заговорить.

Взгляд его казался диким. Он не хотел знать, где он и что происходит. Его последние воспоминания были о том, как ему наносят удары. При виде меня лучше ему не стало. Он меня не узнал.

Время было на моей стороне. Морли никуда не уйдет. У него для этого нет ни сил, ни желания.

Он чувствовал каждую свою рану. Одна попытка встать — и ему стало ясно, как он проведет следующие несколько недель.

Не то чтобы он завопил. Голос его был недостаточно громким, чтобы привести сюда остальных обитателей дома. Он лежал задыхаясь, собираясь с силами. Вот теперь он меня узнал.

— Ты наконец разозлил кого-то чуть больше, чем следовало. Может, благословил своим вниманием не ту жену или не ту дочь.

Он издал отрицательный звук.

— Тогда тебя настигли делишки прошлого.

Он не ответил, сделавшись задумчивым. Поскольку в наши дни ему полагалось быть честным владельцем ресторана, я подозревал, что он роется в памяти в поисках связующего звена.

И он все еще мне не отвечал.

Должен ли я отвергнуть идею о мстительном призраке? Живых и опасных осталось совсем немного. Морли, которого я знал, когда мы были моложе, не оставлял своих врагов в живых.

Он погрузился в сон, потом снова проснулся спустя несколько часов, все еще не в силах говорить, и дал понять, что хочет пить.

Когда Ди-Ди и Краш пришли, чтобы вымыть его и накормить, как всегда вечером, он спал. Я не поделился хорошими новостями. Мне хотелось, чтоб они убрались побыстрей.

Мисс Ти заглянула, пока они мыли Морли, и ушла, ничего не сказав.

Морли спал долго и крепко. Когда я стал сыт Джоном Салвейшеном по горло — читая, я все время слышал его раздражающий, ноющий, скрипучий голос, — я погасил лампы, растянулся на раскладушке и тоже задремал.

Один раз я наполовину проснулся — у меня было неясное впечатление, что Морли пытается что-то сказать. Очень механически и так же ясно, как не держащийся на ногах пьяница, говорящий на языке предков. Еще позднее я снова наполовину проснулся, решив, что окно пытаются открыть. Поскрипывало стекло. Потрескивала рама.

Снаружи что-то вспыхнуло, стукнуло, засим последовали вопли и крики. Пронзительно заверещали свистки Гражданской Стражи.

Подойдя к окну, я ничего не увидел. Ни малейшего проблеска света. Небо затянули тяжелые облака.

Больше я ничего не слышал, пока ранние пташки, Ди-Ди и Адская Дыра, не разбудили меня, колотя дверью по моей раскладушке.

Адская Дыра. Надо же! Какое чудесное имя. Я бы уважил ее предпочтения и назвал ее Краш.