Грохот выстрелов, храп коней, вой раненых…
Когда пороховой дым отнесло ветром, Вольфгер с изумлением увидел, что крестьяне остались на месте, бросив убитых и затащив внутрь импровизированного палисада раненых. Почти все были окровавлены. Люди потрясали своим доморощенным оружием и что-то кричали. Лица их были страшно искажены. Тогда рейтары, сменив пистолеты, дали второй залп, а потом, выхватив тяжёлые клинки, направили коней на кучку оставшихся на пригорке людей, срубая мечами наконечники пик. Сдавшихся на милость победителей осталось совсем немного. Вольфгеру стоило огромного труда остановить бойню и защитить крестьян от разъярённых солдат. Впрочем, сдавшихся крестьян потом, кажется, всё равно повесили.
«Да, — подумал Вольфгер, — а вот если сила будет на их стороне, они никого щадить не будут. Купец совершенно прав, надо готовить замок к осаде. Вряд ли она будет длительной, ведь крестьяне есть крестьяне и воевать толком не умеют. Постой-постой, а если среди них найдётся человек, сведущий в военном деле, что тогда? А вот тогда будет действительно худо… Пожалуй, разговор с десятником стражи оттягивать не следует».
Вольфгер только собрался кликнуть Карла, как он сам поднялся по лестнице:
— Господин барон, к вам монах. Прикажете впустить?
— Погоди, Карл, — досадливо отмахнулся Вольфгер, — не до него сейчас, скажи, пусть завтра придёт!
— Ваша милость, — неожиданно возразил Карл, — осмелюсь заметить, что старик чем-то очень взволнован, его аж колотит. Вдруг он хочет сообщить вам что-то важное? Может, вы всё-таки уделите ему несколько минут?
Вольфгер удивился. Карл никогда не позволял себе давать советы господину, и, раз он изменил своему правилу, значит, действительно, случилось что-то важное.
— Ну, хорошо… — нехотя сказал он, — приведи его… Что за день такой сегодня…
Оказалось, впрочем, что за монахом идти не нужно, он уже стоял на лестнице за спиной Карла и колотил в его широченную спину кулаком, требуя дать дорогу:
— А ну, пропусти меня, сатанинский оборотень!
— Не толкайся, святой отец, а то загрызу, — беззлобно отругивался Карл.
— Здравствуй, сын мой, спасибо, что не отказался выслушать старика! — слегка задыхаясь, сказал монах.
— Садись, отец Иона, отдышись, — сказал Вольфгер, — выпей вот подогретого вина, хочешь?
— Вина? — оживился монах, — с удовольствием… Хотя, нет, спасибо… Пожалуй, я лучше воды…
Брови Вольфгера полезли на лоб — старый монах на его памяти ещё ни разу не отказывался от вина. «Заболел он, что ли?» — подумал барон.
Барон помнил отца Иону с детства. Откуда пришёл в замок тогда ещё молодой монах, он не знал, но с тёплым чувством вспоминал, что именно отец Иона заменял ему отсутствующего отца и вечно больную мать. Монах учил маленького Вольфгера чтению, письму и счёту, рассказывал о зверях, птицах, деревьях и травах, утешал, когда болели разбитые коленки, рассказывал на ночь вместо сказок истории из Ветхого Завета, выбирая сюжеты, понятные ребёнку.
Сейчас Вольфгеру было уже за сорок, а отец Иона разменял седьмой десяток. Высокий, сухощавый, всегда чисто выбритый (в отличие от Вольфгера, который нередко забывал побриться), казалось, монах не менялся с годами, только венчик волос вокруг тонзуры стал совсем седым. Он был одет в поношенную бурую рясу, подпоясанную вместо положенной монаху верёвки кожаным ремешком. Вольфгер не знал, к какому ордену принадлежит отец Иона, а сам монах, наверное, уже и забыл, в каком монастыре много лет назад он принял постриг.
Отослав Карла, Вольфгер уселся за стол напротив монаха, наполнил два кубка вином, один взял себе, а другой пододвинул ему, положил подбородок на руки и молча вопросительно посмотрел на собеседника.
Отец Иона молчал, нервно потирая руки. Он явно не знал, с чего начать.
Вольфгер решил ему помочь.
— Послушай, отец мой, я вижу, что тебя что-то гнетёт. Откройся мне, облегчи душу, хоть я и не священник и не имею права исповедовать. Но ведь я вырос у тебя на руках, ты меня воспитал, и я считаю тебя вторым отцом. Клянусь, ничего из сказанного тобой за пределы этой башни не выйдет. Рассказывай.
Отец Иона вздохнул.
— Понимаешь, Вольфгер, есть вещи, о которых очень трудно говорить, как будто выворачиваешь душу наизнанку. Это только моё… Рассказать — как пройтись по улице в исподнем… Но ты прав, рассказать надо, ведь я за этим и пришёл, правда?
Монах схватил кубок и в несколько глотков опорожнил его, потом побледнел, закрыл рот ладонями и пробормотал:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу