Валерий Моисеев: Каменный улей

Вовик невольно закашлялся, действительно запах буквально валил с ног. В следующее мгновение он в ужасе отскочил в сторону, пропуская какую-то диковинную не то кошку, не то собаку с длинным розовым хвостом, лишенным какой бы то ни было растительности. Наглая тварь, перебегая улицу, едва не сбила его с ног.

– Крысы! – обернувшись, коротко прокомментировал это событие его спутник. – А с ними чума, холера и прочие инфекции. Так что, мы определенно в средневековье!

– Но почему? – в голос взвыл Вовик, возмущенный до глубины души, за что тут, же получил от идущего сзади толстяка удар суковатой палкой по хребту.

– Не разговаривать! – проревел он. – Я бы на твоем месте поберег силы, задохлик! До рынка еще топать и топать!

– До какого рынка? – поинтересовался любознательный Вовик.

– До невольничьего, какого же еще? – криво усмехнулся толстяк. – Ты кто? Ты раб, причем, плохой раб! Болтливый и наглый, а самое главное очень дохлый! Так что недолго тебе мучиться, потому как долго ты не протянешь! По мне, так тебя проще было удавить прямо там в сарае, а не тащить на рынок. Тем более что за тебя много не дадут. В лучшем случае, четверть бронзовой пуговицы.

– А как я здесь оказался? – не унимался Вовик.

– Ну как здесь ваш брат, оказывается? – расхохотался колыхаясь, словно желе всем телом толстяк. – Обычно и оказался! Выдернули тебя черные гопники через хитрую прорубь, как рыбу, и вся недолга! Ладно, хватит болтать! Шире шаг, ушлепки!

Вовик тяжело дышал. От непривычно долгой ходьбы он весь взмок. Вдобавок ко всему, у него начало колоть в боку. Двигаться со связанными руками, оказывается, было крайне неудобно.

Народ, во множестве бывший на узких улочках, расступался перед одноглазым который, предостерегающе подняв суковатую палку, время от времени протяжно кричал:

– А ну, поберегись!

Во взглядах горожан, обращенных на процессию невольников, Вовик не увидел ни капли сочувствия. Лишь одна досада на то, что их побеспокоили и пренебрежение, граничащее с откровенным презрением. Это больно кольнуло его самолюбие. Никогда еще он не был в шкуре отверженного всеми презираемого парии. Которого, вдобавок ко всему, в ближайшее время должны были продать за бесценок.

Одежда горожан, по большей части, была серо-коричневых невыразительных тонов. Лишь иногда в унылой толпе ярким пятном мелькало цветное платье, какой-нибудь богатой дамы или кавалера. Они, как правило, двигались по улицам в сопровождении дюжих сопровождающих, из-за широких поясов которых торчали многочисленные рукоятки разнообразного холодного оружия.

Высокие дома, сложенные из замшелого камня, поднимались высоко вверх. Казалось, что их черепичные крыши смыкаются наверху, так мало света попадало сюда на мостовую. Узкие арочные окна, застекленные разноцветными стеклами, вставленными в свинцовые переплеты, тускло блестели в лучах бледного солнца.

Откуда-то спереди послышался многоголосый гомон. По мере продвижения вперед звук возбужденных человеческих голосов становился все громче, а толпа народа все плотнее. Одноглазому становилось все сложнее прокладывать дорогу себе и следующим за ним невольникам. Он уже пару раз пускал в ход свою палку принимаясь охаживать ею по плечам и головам особо неуступчивых и непонятливых горожан. В ответ слышались возмущенные крики и, судя по возникавшим время от времени потасовкам многие не хотели оставаться в долгу. По всей видимости, такая манера общения была здесь общепринятой нормой. Правым в конфликте оказывался тот, кто был сильнее или чья палка была больше.

В какой-то момент толпа стала настолько плотной и начала наседать на невольников с такой силой, что Вовик не на шутку испугался за целостность своих ребер. Но как вскоре выяснилось, беспокоиться нужно было не ему.

Обернувшись, чтобы крикнуть толстяку, что еще немного и их просто раздавят, он встретился с ним глазами. Что-то во взгляде конвоира насторожило Вовика. Сквозил в нем какой-то легкий неадекват. А после того, как выпученные глаза толстяка неожиданно закатились и он, сверкнув белоснежными белками, тяжело сполз на землю, сердце Вовика болезненно екнуло.

Повернувшись вперед он поискал взглядом одноглазого, который должен был быть впереди колонны невольников. Но к своему удивлению не увидел его там. На том самом месте, где тот совсем недавно возвышался, склонилась пара людей самой невыразительной внешности. Несмотря на то, что лица их хранили непроницаемое выражение, их руки безостановочно сновали верх вниз, нанося короткие удары. Когда же они через мгновение распрямились, Вовик мог бы поклясться, что видел, как в руках у них блеснули лезвия ножей перепачканных в чем-то темном. Встретившись с ним взглядом, один из незнакомцев подмигнул ему и чуть заметно усмехнулся. К этому моменту в руках у него уже ничего не было.