Валерий Моисеев - Каменный улей

Вовику внезапно показалось, что катящаяся вниз по каменным ступеням голова, каким-то волшебством разделилась, и из одной превратилась в две. Но поднявшись, с колен он понял, что ошибся. Рядом с головой кувыркался по ступеням круглый шлем, который слетел с нее от удара.

Стряхнув наваждение, Вовик обернулся к сержанту.

Тот, обтерев о свое плечо кровь с клинка, ободряюще улыбнулся ему:

– С этим парнем даже мне было не справиться! Диву даюсь, как ты смог продержаться до моего прихода?

– А кто он такой? – задал вопрос Вовик.

– Чинчиншин – наемник, – с презрительной усмешкой ответил Топрик. – Гвардия герцога Муравского почти наполовину состоит из этих подонков. Они всегда вьются там, где есть деньги.

– Отступают! Они отступают! – послышались над крепостной стеной радостные крики.

– Ну что же, похоже, что первую атаку мы отбили, – проворчал Топрик. – Жду не дождусь, чтобы посмотреть, какой еще сюрприз приготовили наши враги!

Воодушевленный тем, что атака противника провалилась, и ему не удалось с наскока взять города, герцог Бульдожский открыл крепостные ворота и вывел конницу. Стремительным ударом в спину отступающему противнику его кавалерия смяла и разметала по полю легкую пехоту герцога Муравского.

Операцией руководил лично герцог. У него хватило ума и опыта не вклиниваться глубоко в расположение противника. Подобный рискованный маневр был чреват опасностью попасть в засаду и сгинуть, будучи окруженным превосходящими силами противника. Поэтому основательно пощипав вражескую пехоту, конница герцога Бульдожского, стремительно развернулась и весьма своевременно убралась под защиту крепостных стен.

Бросившиеся было в погоню, закованные в броню, тяжелые всадники герцога Муравского не смогли догнать нахалов и достойно наказать их. Дыша благородным негодованием, они подскакали слишком близко к крепостным стенам, за что были тут же жестоко наказаны. Едва они оказались в зоне действия укрепленных на стенах орудий, как тут же трое из рыцарей были выбиты из седел. Загремев словно гигантские самовары, они с грохотом сверзились с лошадей и остались лежать неподвижно. Что впрочем, было совсем неудивительно. Двухметровые каленые стрелы, выпущенные из уцелевших стационарных арбалетов, навылет прошив нагрудные доспехи рыцарей, теперь крепко застряли в них, торча спереди и со спины.

Те же всадники, которым повезло больше чем их горячим товарищам, были вынуждены ретироваться на безопасное расстояние. И теперь благоразумно оставаясь вне досягаемости арбалетов, они гарцевали на конях и клеймили позором трусливых крыс боящихся выйти на честный бой, как подобает настоящим мужчинам. Это выражалось в выкрикивании оскорблений и проклятий. С крепостных стен в ответ им несся свист и улюлюканье раззадоренных легкой победой защитников Трехпалого города.

Весь день противоборствующие стороны были заняты тем, что окружившие город войска старались под тем или иным предлогом выманить за стены города кого-нибудь из защитников, чтобы поквитаться с ними за неудачную попытку штурма. Вдобавок ко всему, тела трех погибших рыцарей все еще лежали на тех самых местах, куда они рухнули со своих боевых коней. Пытавшиеся приблизиться к ним латники, для того чтобы забрать тела павших, всякий раз безжалостно уничтожались, прицельными выстрелами со стен..

К вечеру герцог Муравский, смирив оскорбленную гордость, был принужден выслать к воротам города знаменосца с белым флагам и герольда.

– Герцог Муравский требует, чтобы его люди получили возможность беспрепятственно забрать тела погибших рыцарей, – возгласил герольд, приблизившись к городским воротам, – Для того чтобы предать их погребению согласно обычаям предков.

– Не я пришел к вам, бряцая оружием, а вы ко мне! – издевательски расхохотался с крепостной стены герцог Бульдожский. – По натуре своей я хлебосольный хозяин! Поэтому, при всем желании, я не могу так скоро отпустить своих гостей! Пусть погостят еще пару деньков, заодно и окрестные вороны подкормятся!

– Герцог Муравский велел передать, что если ему будет отказано в этой незначительной просьбе, он будет разгневан, – звонко провозгласил герольд. – И гнев его будет поистине ужасен!

– Я все сказал! – проревел взбешенный герцог Бульдожский, отчего его сходство со свирепой бойцовой собакой стало еще сильнее. – И если ты и далее будешь докучать мне, токуя словно тетерев, я велю схватить тебя, содрать кожу живьем, насадить на вертел, словно дичь, и хорошенько прожарить! А потом самолично скормлю тебя моим волкодавам!