Надежда Первухина - Иероглиф «Любовь»

— Верно...

... Ветер касается лица, играет золотой бахромой головных украшений. Волосы у императрицы давно отросли и собраны в роскошную прическу, над которой каждый день трудится дюжина служанок. Но иногда императрица вспоминает... И тут же запрещает себе воспоминания.

— Лу, — говорит она, глядя прямо перед собой, — а как ты чувствуешь себя?

— Благодарю вас, государыня, хорошо. У меня много работы — особенно в последнее время. Ваш указ о возрождении в Империи каллиграфического мастерства и прочих искусств напомнил очень многим людям о том, что они... люди. Мною уже создан ритуал проведения государственных экзаменов для всех желающих вступить на поприще искусства и сделать Яшмовую Империю прекрасней. Через месяц состоятся первые...

— Лу, я спрашиваю не о том. Счастлив ли ты?

— Счастлив. Моя жизнь полна, как чаша с рисом, мне некогда предаваться горестным раздумьям или гнаться за несбыточными грезами. Моя страна возрождается из праха, с каждым днем становясь все прекраснее. И я счастлив отдавать этому все силы...

— И потому ты не женишься, Лу?

— Ч-что, государыня?

— Я устала разочаровывать девиц самых знатных семейств, которые жаждут породниться с императорским каллиграфом. Выдерживать напор высокородных просителей, озабоченных вопросом твоего семейного положения, — дело неблагодарное. Ты всем отказываешь, а краснеть приходится мне.

— Простите меня, государыня!

— Да что там... — махнула рукой императрица. — Лу, я не хотела об этом спрашивать, но неужели ты до сих пор...

— До сих пор и навсегда, моя госпожа. — Господин Лу Синь наконец-то осмелился посмотреть прямо в глаза императрицы. — Это неизменно, как восход и закат солнца. Я ничего не могу, да и не хочу с этим поделать. Пусть девицы из высокородных семейств перестанут надеяться на мой счет. Если угодно, я могу пустить во дворце слух, что я евнух.

— Что за чепуха, Лу! И не смей даже! О, если б ты знал!..

— Что, моя государыня?

Императрица помолчала, затем вздохнула:

— Довольно разговоров. Так говоришь, послы от владыки Хошиди?

— Да, императрица.

— Надо идти. Проводи меня, Лу. Сегодня слишком тихий день — от такой тишины кружится голова и тело не хочет мне повиноваться.

Императрица Фэйянь в сопровождении господина Лу Синя покинула храм. И хотя у храма ее, как обычно, поджидали носильщики с паланкином, императрица предпочла пройтись пешком до Непревзойденного дворца. Она не уставала любоваться отстроенными заново башнями и беседками, редкостными деревьями, привезенными из дальних стран, цветниками и рукотворными озерами, в которых плавали зеркальные карпы... Лу часто сопровождал государыню в таких прогулках.

У парадных покоев Лу поклонился:

— Позвольте мне оставить вас, государыня. Будет нехорошо, если повелитель Баосюй снова увидит нас... вдвоем.

— Да. Но Баосюй здесь ни при чем. Он не ревнив. Скорее будет нехорошо, если нас заметят мои придворные дамы. Вот уж кому лучше на язык не попадаться!

Императрица вошла в покои. Лу некоторое время смотрел на закрывшуюся за Фэйянь дверь, а затем развернулся и зашагал к Башне Мастерства, всецело отданной в его распоряжение.

... Послов, оказывается, принял Баосюй. Императрица подумала, что за это опять получит нагоняй от своего золотоглавого муженька — тот страшно не любил всякие дворцовые церемониалы, приемы и празднества. Впрочем, Фэйянь его понимала — ей и самой все это было не по душе.

И предполагаемый нагоняй не замедлил себя ждать.

— О, вот и ты! — ехидно поприветствовал Фэйянь дракон. — Опять устроила себе отдых и слиняла с престола?

— Я молилась, Баосюй! — сурово сказала императрица. — За благо страны.

— Уиг-м-м! Для блага страны нужны труды, а не молитвы. Впрочем, это мое личное суждение. Я всегда плохо относился к богам. Потому что сам почти бог.

— Баосюй!

— Ну, извини. Иди, поцелуй меня. У меня сегодня дымное настроение.

— Какое?! — переспросила Фэйянь, ласково прикасаясь губами к драконьей чешуе.

— Дымное, — вздохнул дракон. — Знаешь, когда из пасти не огонь, а только дым идет. И от этого так тоскливо и хочется куда-нибудь улететь... Если бы не ты, милая...

— Что тогда?

— Улетел бы я отсюда, — Изумрудные глаза дракона заволокла золотистая пленка— так было всегда, когда дракон принимался мечтать. — Возрождать страну, наводить порядок — это все, конечно, замечательно. Но... не знаю, как это бывает у людей, а драконы паршиво себя чувствуют, когда изо дня в день видят лишь стены, придворных дам...