Владимир Васильев - Тысяча замков

– Как так? – не понял Славута. Говорил в основном он, из Омута, как обычно, слова не вытянешь, а Пожарский последнее время ходил смутный и тоже чаще отмалчивался.

– Вы не задумывались – зачем я вам помогаю? – спросил Базун, погладив длинную бороду. – А?

– Ну… – протянул дрегович и вдруг сообразил, что сказать ему нечего. – Не знаем, – наконец с облегчением выдохнул он.

– То-то и оно, – ответил Базун и величаво поднялся. – Это дело давно минувших лет. Мудрые предрекли, что с возвращением в мир Девяти Книг вернется и старый Базун, но в новом обличье. Так что и от меня вам большое спасибо. Прощайте. Ваши имена войдут в легенды.

Старик в белом беззвучно зашел за угол. Когда Славута глянул туда, никого, конечно же, он не увидел.

– Слыхали? – вздохнул Славута чуть погодя. – В легенды, говорит…

– М-да! – только и оставалось протяжно вздохнуть Пожарскому. – Надо будет Тарусу поведать…

И он отхлебнул пива.

А еще через две недели на осенней ярмарке Пожарский встретил трех селян из Тялшина, из селения Пожар, где он обычно зимовал, если бывал не в походе. Собственно, потому его так и звали – Пожарский.

– Эй! Вишена! Пожарский! – окликнули его, и он, конечно же подошел. У ладной телеги грелись крепеньким Выр, Рудошан и третий селянин, имени которого Пожарский не помнил. Продавали они шкурки, потому как все трое промышляли охотой.

– Здорово, земляки, – улыбнулся Пожарский. – Только я теперь не Вишена, а Хокан.

– Как так? – несказанно удивились все трое.

– А, – махнул рукой Пожарский. – Больно долго рассказывать…

– Хильнешь с нами? Под оленину? – спросил Выр, показывая полупустой булькающий мех.

– Отчего же? – снова улыбнулся Пожарский и с удовольствием хильнул из чаши-долбленки. Питье согревало и было удивительно хорошо стоять тут, среди радостных людей и глядеть как молодежь, показывая удаль, карабкается на ярмарочный столб за поставой, и даже кое-кто постарше, желая тряхнуть стариной, сбрасывает куртку и лезет вверх под дружный хохот и шуточки окружающих.

– Зимовать придешь сей год? – расспрашивал Выр, который Пожарского знал лучше остальных.

– Думаю, – кивнул тот. – Куда ж мне? После ярмарки, наверное, и двину.

– А давай с нами? – предложил Выр. – В Черном сейчас неспокойно, особенно на болоте.

– Можно, – согласился Пожарский, подумав, что в Черном всегда было неспокойно. – Только я не один буду, со Славутой-дреговичем и Омутом-Молчуном.

– Ну и ладно, – обрадовался Выр, предвкушая долгие зимние вечера в теплой горнице и увлекательные рассказы о далеких странствиях под доброе пиво. – Тогда я наших предупрежу!

– Да! – вмешался вдруг Рудошан. – Вот за что еще хильнуть надобно: ты ж дядькой стал, Пожарский!

– Правда? – обрадовался тот. – Что, сестра родила? Кого?

– Парня! Богатырь, прямо…

Выр наполнил долбленку. Пожарский выпил.

– Эх, крепка, зараза! Как назвали-то?

– Назвали? Базуном… – ответил Выр и поднес к губам чашу.

Пожарский замер, словно громом пораженный. Он почувствовал, что должен немедленно поделиться услышанным хоть с кем-нибудь из друзей, потому что знал: таких совпадений не бывает.

Мимо как раз проходили Боромир с Тарусом в окружении нескольких дружинников, и Пожарский громко окликнул их.

На Андогу опускалась осень, пора сна, но ведь пройдет совсем немного времени, и придет весна, пора перемен.

Базун сказал – больших перемен.

Тень вернулась за ларцом в разгар трескучих февральских морозов. Над Андогой вились дымки из печных труб. Ночь простерла звездные крылья, серебрился снег, как рыбья чешуя. Селение спало, лишь в большой гридне боромирова терема одиноко светила лучина. Тарус-чародей читал одну из девяти Книг. Точнее, копию, настоящие Книги лежали в ларце, а ларец – в тайнике, здесь же, в гридне.

Волна тревоги уколола в сердце, Тарус вскочил, чувствуя, как нечто чужое и страшное приближается. Откуда? Снизу! Из-под земли!

Тень вынырнула посреди гридны, у стола, но Тарус уже стоял у двери. Алый взор оглушил его, но заклятье Красного Камня провело непреодолимую черту между ним и Тенью.

– Что? – тихо сказал Тарус. – Не нравится? Я хорошо изучил Книги, не сомневайся.

«Живой… Пусть… Мое…»

Тень выдохнула ледяную пургу, царапнувшую все естество Таруса, покружила по гридне, замерев у тайника, и канула под землю, откуда явилась. Вскоре отступил и холод, сжимавший сердце чародея.

Сглотнув, Тарус попытался расслабиться. Пока не получалось, мышцы были тверды, как камень. Он выглянул в сени: на полу валялся хозяйский кот. Именно валялся, а не лежал. Чародей хотел дотронуться до него, но не успел: полосатое тельце осело горкой мелкой пыли.