Филип Пулман: Янтарный телескоп

– А ты мудрый?

– Гораздо мудрее тебя.

– Понимаешь, мне-то не видно. Ты мужчина? Голос у тебя мужской.

– Барух был человеком. Я – нет. Теперь он ангел.

– Значит… – Уилл прервал свое занятие – а занят он был тем, что перекладывал более тяжелые вещи ближе к дну рюкзака, – и поднял голову, чтобы посмотреть на ангела. Но ничего не увидел. – Значит, он был человеком, а потом… Когда люди умирают, они становятся ангелами? Так это происходит?

– Не всегда. В большинстве случаев – нет… Очень редко.

– Так когда же он жил?

– Четыре тысячи лет назад приблизительно. Я много старше.

– Он жил в моем мире? Или у Лиры? Или в этом?

– В твоем. Но миров – мириады. Тебе это известно.

– А как люди становятся ангелами?

– К чему эти метафизические спекуляции?

– Я просто хочу знать.

– Подумай лучше о своей задаче. Ты обобрал этого покойника, у тебя есть все игрушки, необходимые для жизни, так, может, двинемся наконец?

– Когда узнаю, куда идти.

– Куда бы мы ни пошли, Барух нас найдет.

– Значит, найдет, если и здесь побудем. Мне надо еще кое-что сделать.

Уилл уселся так, чтобы не видеть тело сэра Чарльза, и съел три квадратика постного сахара. После еды он почувствовал необыкновенный прилив сил и бодрости. Потом он еще раз осмотрел алетиометр. Все тридцать шесть картинок на слоновой кости были совершенно четкими. Здесь младенец, здесь кукла, здесь хлеб и так далее. Смысл их был непонятен.

– Как это его Лира понимала? – сказал он Бальтамосу.

– Вполне возможно, что она все выдумывала. Те, кто пользуется этим прибором, учились годы и годы и все равно не понимали бы его без помощи множества справочников.

– Она не выдумывала. Она его правильно понимала. Говорила мне такое, чего никак иначе не могла узнать.

– Тогда для меня это такая же загадка, поверь, – сказал ангел.

Глядя на алетиометр, Уилл вспомнил, что говорила Лира о том, как его понимать, в какое состояние надо привести себя, чтобы он работал. Ему это тоже помогало сладить с норовом серебряного лезвия.

Любопытства ради он вынул нож и, не вставая с места, вырезал маленькое окошко перед собой. Впереди было только голубое небо, но внизу, далеко внизу – поля и деревья; без сомнения, его мир.

Выходит, горы в его мире не совпадают со здешними горами. Он закрыл окно, впервые воспользовавшись левой рукой. Как радостно снова ею действовать!

И тут его пронзила мысль, неожиданно, как электрический удар.

Если миров мириады, почему нож открывает окна только между его миром и этим?

Наверняка им можно открыть окно в любой.

Он снова поднял нож, устремил все мысли к самому кончику, как учил Джакомо Парадизи, и сосредотачивался на нем до тех пор, пока сознание не поместилось между самих атомов и не стала ощутима всякая зацепка и неровность в пространстве.

Но не стал резать при первой же шероховатости, а продолжал вести нож от одной к другой. Словно двигался по ряду швов без нажима, чтобы ни одного не перерезать.

– Что ты делаешь? – раздался голос в воздухе, вернув его на землю.

– Пробую, – сказал Уилл. – Помолчи и не лезь под руку. Будешь близко – могу нечаянно порезать. Я же тебя не вижу.

Бальтамос недовольно буркнул. Снова вытянув руку с ножом, Уилл нащупывал крохотные зазубрины и трещинки. Было их гораздо больше, чем он думал. И, нащупывая их, без желания немедленно вырезать окно, он обнаружил, что у всех у них разные свойства: эта – твердая и определенная, та – расплывчатая, третья – скользкая, четвертая – хрупкая и слабая.

Среди них были такие, которые отыскивались легче, и, уже зная ответ, он взрезал одну, чтобы убедиться: да, в его мир.

Он закрыл окна и поискал ножом задорину другого качества. Нашел эластичную и упругую и вдвинул нож.

Ну вот! Мир, который он увидел через окно, был не его мир: здесь земля была ближе и вместо зеленых полей и мха – пустыня с барханами.

Он закрыл окно и вырезал другое: дымный воздух над индустриальным городом и вереница угрюмых, скованных цепями рабочих тянется к фабрике.

Закрыл окно и опомнился. Слегка кружилась голова. Он впервые осознал истинные возможности ножа – по крайней мере, некоторые – и бережно положил его перед собой на камень.

– Ты намерен провести здесь весь день? – сказал Бальтамос.

– Я думаю. Из мира в мир легче переходить, если земля на одном уровне. Может быть, в некоторых местах так оно и есть, и там чаще всего проделывают окна… И острием надо чувствовать, каков на ощупь вход в твой мир, иначе можно никогда не вернуться. Заблудишься навсегда.