Четвертый, предводитель, не ответил, а спросил сам:
— Куда ты держишь путь и зачем? И найдется ли у тебя для нас щепотка соли?
— Я ищу двух изгнанников, — ответила Т'сейс, проецируя всем четырем человечкам изображения Вендры и Гандрила, отчего те, по обыкновению своего народа, принялись быстро-быстро тараторить между собой.
— Один изгнанник нам известен. Женщина, — заявил предводитель. — Сколько соли ты нам дашь, если мы отнесем тебя к ней?
У Т'сейс радостно екнуло сердце, ибо ей вовсе не хотелось торчать здесь дольше, чем было нужно.
— Щепотка соли здесь оказалась бы с гору камней или же, если б я принесла ее с собой, стала бы ничтожно мала для обмена с вами, — ответила Т'сейс. — Придется вам довольствоваться принуждением в виде заклятья.
— Что ж, логично, — согласился предводитель, хотя голос его прозвучал не очень-то радостно, и стрекозьи крылья зажужжали громче.
— Так где мне ее найти?
Он рассмеялся и ответил:
— Она лежит в гамаке, который несут по воздуху четверо несчастных твк.
— Что за дурацкая шутка?
— Шутку, похоже, сыграли с тобой, — мрачно заметил предводитель. — Может, тебе следует искать не то, о чем ты думаешь.
— Последи-ка за полетом и доставь меня в безопасное место, иначе придется мне пустить в ход еще одно заклятье, — пригрозила Т'сейс, хотя ей не мешало бы приберечь дары Сарнода.
Свирепо улыбаясь, твк повернулся в седле и поднес к лицу Т'сейс зеркало со словами:
— В этом мире, куда изгнал нас Сарнод, мы повсюду видим лица друг друга. Может, в своем мире ты не удосужилась взглянуть на себя?
Услышанное было правдой, в чем немедленно убедилась потрясенная Т'сейс, — и как только она раньше не догадалась? — прежняя возлюбленная Сарнода оказалась как две капли воды похожа на нее саму. В таком случае выходило, что ее саму обманом отправили в забвение? Или поиски Вендры и Гандрила были взаправду?
— Не нравятся мне твои фокусы, твк, совсем не нравятся.
— Ночка-то темная, — заметил твк, — время идет, и, когда мы оставим тебя, заклятье ослабеет.
Слова злополучного сгустка оказались верными. Дутожаба была размером не больше человеческого кулака и восседала посреди обширной пустой пещеры, заляпанной темно-красными пятнами. Попахивало тухлятиной. Воображение Бесшумной Птахи рисовало ему существо огромное, как бронтозавр, и смертельно опасное. На самом же деле, если не считать светящихся золотистых глаз и сине-зеленой призмы на пупырчатой коже, Дутожаба выглядела вполне безобидно.
Бесшумная Птаха стоял прямо перед этим существом в своего рода храме пыли и сухого воздуха — невидимая тень против незлобивого врага.
Враг уставился на него.
Неужели он увеличился в размерах?
Или Бесшумная Птаха стал меньше?
Птаха шагнул в сторону от Дутожабы, но стоило ноге его опуститься…
КРА-А-А О-ОК!
…как его ударило и подбросило в воздух телом амфибии, которая вдруг стала совершенно громадной, и швырнуло об стену пещеры. В хрупкой груди Птахи перехватило дыханье. Да, он существовал одновременно в двух мирах, но все же ему было больно так, словно его пронзила сотня кинжалов. Упругая и при этом рыхлая плоть Дутожабы, воняющая застоявшейся болотной жижей, на несколько жутких мгновений удерживала его в этом положении.
Потом давление ослабло. Бесшумная Птаха бессильно шмякнулся наземь.
Очнувшись, он обнаружил, что Дутожаба восседает посреди пещеры. Амфибия снова уменьшилась и переливалась сине-зеленым и зеленовато-синим.
Теперь Бесшумная Птаха понял, откуда взялись на стенах пятна. Если б он существовал только в одном этом мире, он уже был бы мертв.
Как следует поразмыслив и придя в себя, он еще дважды попробовал миновать Дутожабу: один раз пытался тихонько прокрасться, второй — быстро промчаться без оглядки. И дважды амфибия, на которую не действовали заклинания, с победоносным кваканьем заполняла собой пещеру и давила Бесшумную Птаху. Он чувствовал себя словно мешок с песком, высыпающимся в дырку.
Согнувшись в три погибели, охромевший и потрясенный, он еще раз встал перед Дутожабой.
Терзаемый болью Птаха постарался максимально сконцентрироваться на втором своем «я», находящемся в Эмбелионе: ощутил себя средь лесов и волнующихся полей, меняющих цвет, подстраиваясь под небо. Там его жена и малолетний сын жили в домике на поляне в глубине леса, выращивали себе пропитание на огороде и считали себя счастливчиками, потому что ими не интересовались могущественные правители и колдуны, борющиеся за власть. Им не хотелось думать о том, что Земля умирает, они радовались, что живы. Кто мог сказать, сколько сейчас лет его сыну, появилась ли седина в волосах жены? Никто бы не признал в нем сейчас человека.
Читать дальше