Практически невидимый, Бесшумная Птаха передвигался все же не совсем беззвучно и обладал запахом, поэтому нервы его были напряжены до предела. Даже сама его незримость являлась иллюзией, следствием наложенного заклятья, которое лишило его человеческого вида и обрекло существовать не только на Умирающей Земле, но в то же самое время и в далеком Эмбелионе, так что он скитался одновременно в двух местах, не тут и не там, и тело его было словно отражением в зеркалах по обе стороны длиннющего коридора. Даже сейчас, когда он в Низовье разыскивал мужчину и женщину, безжалостно изгнанных Сарнодом из своей жизни, вторая половина Бесшумной Птахи бродила по лесам и равнинам Эмбелиона.
Вокруг него прислушивалось столько настороженных ушей на весьма опасных телах, что Бесшумная Птаха умерил бег мыслей и постарался усугубить страх, настолько слабый, что он едва его ощущал. С такой поддержкой он продвигался вперед, пока наконец с тревогой не обратил внимание на все возрастающий рокот — сотрясавший землю отдаленный гул, разносимый жутким шепотом здешних существ. Рокот приближался и усиливался, складываясь в слово «Дутожаба», которое постоянно повторялось — то ли как предостережение, то ли как молитвенное песнопение.
Теперь мимо него проплывали большие делянки бледных грибов, тянувшихся, словно ряды медуз, и ловивших неосторожных или раненых существ. Тьма-тьмущая колышущихся усиков грибов. Пирамида вопящей плоти. В пределах досягаемости их ядовитых отростков невредимыми перемещались отвратительные трупно-белесые сгустки — подвижные, крепкие и клыкастые, они крались сквозь вечную ночь.
Воспользовавшись первым заклятьем, литанией бессловесного обуздания Фандааля, Бесшумная Птаха заставил приблизиться один сгусток и мысленно продемонстрировал ему изображения Гандрила и Вендры.
«Видел кого-нибудь из них?»
Птаха содрогнулся, когда прочел ответные мысли существа, похожие на пауков с крохотными мокрыми телами и длинными, усеянными колючками ногами: Раздеру-ка я тебя на части. Созову братьев и сестер, станем есть твою плоть.
Бесшумная Птаха повторил вопрос и почувствовал, как от силы заклятья мозг сгустка сжался.
«Ты найдешь то, что ищешь, за этой пещерой, а потом дальше за туннелем и за Дутожабой. В деревне».
«Что такое Дутожаба?» — спросил Бесшумная Птаха.
«Это тебе и загадка, и ответ», — сказал сгусток.
«Что это значит?»
Но существо лишь захохотало в ответ, и Бесшумная Птаха, не желая дожидаться его быстро приближавшихся сородичей, продолжил путь во тьме, внушив существу мысль размозжить себя о стену.
Теперь он ощущал вокруг вибрацию нестройного хора, слепленного из бормотания мыслей, отчетливо взывавших в темноте: Дутожаба… Дутожаба… Дутожаба…
Если Птахе приходилось передвигаться медленно и бесшумно, Т'сейс надлежало действовать проворно и быстро — жаль, что она была не птицей. После «наступления ночи» она попала в Низовье на уровень под названием Область сводящего с ума стекла, где только далекое зеленоватое сияние над головой обозначало потолок: свет просачивался с верхнего уровня, где Бесшумная Птаха проводил поиски так же, как она — здесь. Ее окружали сотни тысяч сверкающих острых зубцов — светящихся зеркальных осколков, отражавших такую путаницу картин, что Т'сейс не могла понять, какие из них настоящие, а какие — нет.
На ее запах быстро примчались медведи-вурдалаки и деоданы. Т'сейс не была создана для рукопашной схватки, а потому задействовала первое заклинание путешествия по воздуху и вызвала человечков-твк. Они спустились сверху на стрекозах, которые здесь казались размером с небольшого дракончика.
Четверо человечков понесли ее вверх в гамаке из переплетенных ветвей. Между трепещущими в танце полета крылышками стрекоз места было так мало, что Т'сейс опасалась, не перехлестнутся ли они и, сбившись с ритма, не упадут ли на острые зубцы. Но ничего такого не случилось.
Твк показались ей настолько заботливыми и доброжелательными, что она даже вслух поинтересовалась, за что их сюда изгнали.
— Я дерзнул попросить чуточку больше сахара за то, что добывал Сарноду информацию о его врагах, — ответил один.
— Я посмел пролететь над озером тогда, когда он смотрел на него, — рассказал второй. — Дело было летом, меня разморило, захотелось скользнуть над водой и смочить стрекозьи крылышки.
— Не могу припомнить, за что меня изгнали сюда, — призадумался третий. — Но мне кажется, что жизнь здесь не сильно отличается от той, что была наверху. Мы умираем тут и умираем там, и хотя мы не можем увидеть солнце, но знаем, что оно тоже умрет.
Читать дальше