Юлия Григорьева - Семиречье [трилогия - СИ]

— Ядреным, — поправил чародей машинально. — Хотя у него может и ядрейный. Вот оставлю тебя ему в жены, как раз в Упырево к месту будешь.

— Не надо, мастер, — всхлипнула ученица.

— Не надо, — согласился он, — Хоть и дурень этот Ядрей, а зла я ему не желаю.

В избе все спали, и возня, затеянная чародеем никого не смогла потревожить. Дарей положил ученицу на лавку и пошел за своей котомкой, которую снарядил Дикуша, порылся там и вскоре вернулся с небольшим пузатым пузырьком. Чародей влил ей в рот несколько капель зелья и понес в светелку. Жар все больше разливался по девичьему телу. Белава уже потеряла связь с реальностью, все глубже погружаясь в бредовое забытье…

… Невысокая женщина стоит перед двумя девочками и внимательно рассматривает их. Малышки пугливо жмутся друг к другу, робея перед этой чужой красивой женщиной, так пытливо ощупывающей их взглядом. Девочка постарше, рыжеволосая в задорных конапушках, пытается закрыть собой младшую, похожую на куколку, девчушку. Та доверчиво смотрит на сестру, свято веря, что она защитит ее, даже если сюда прилетит Змей Горыныч, про которого рассказывали соседские девчонки. Женщина перестает хмурить брови, и ее губы трогает улыбка. От этой улыбки становится тепло и спокойно, и девочки, наконец, доверчиво смотрят на женщину. В доме кричит третья сестра, она родилась всего неделю назад, и женщина смотрела ее первую.

— Боитесь меня, внученьки? — спрашивает женщина, по прежнему улыбаясь. — Не стоит, я зла вам не сделаю, бабушка я ваша.

— Наша бабушка умерла, — отвечает старшая. — Я ее помню.

— Так это дочка моя, Любавушка, — вздыхает женщина. — Ее как и тебя звали. Я ваша прабабушка.

— Бабушки молодыми не бывают, — решается заговорить младшая.

— А я не простая бабушка. Я чародейка, — женщина весело подмигивает, и младшая девочка распахивает глаза. Она первый раз видит живую чародейку.

— Настоящая? — спрашивает она, затаив дыхание.

— Настоящая, Белавушка, самая что ни на есть настоящая, — кивает их прабабушка.

— А пряников наколдуешь? — деловито интересуется Любава.

— Зачем колдовать? Я их вам итак принесла, — и женщина достает из своей котомки узелок, от которого вкусно тянет медовыми коврижками.

— Благодарствуй, — Любава протягивает руку и забирает узелок.

— А мне? Мне тоже дай пряничков, — канючит маленькая Белава.

— Дам, дам, — успокаивает ее сестра, и девочки убегают есть прабабушкин гостинец…

… За окном закричал первый петух, его клич подхватил еще один, и еще, и еще. Вскоре запела петушиными голосами вся деревня. Дарей поднял голову и посмотрел на ученицу. Жар уже спал, Белава перестала метаться и спала спокойным глубоким сном. Он вздохнул с облегчением и тихо выскользнул из комнаты.

Вскоре зашевелились обитатели дома. Первой встала Милава, засуетившись вокруг печи. Следом поднялся Хвощ, позволив себе понежится в теплой постели чуть дольше жены. Дарей сел на лавку, устало потирая глаза.

— Ну как, Дареюшка? — спросил его Хвощ.

— Убрали мы вашего упыря, — ответил чародей, зевая. — Белавка тоже на улицу вылезла.

Об укусе он умолчал, справедливо подозревая, что хозяева дома впадут в панику. Милава быстро накрывала на стол.

— Надо Ядреюшку будить, наш касатик богатырским сном спит, — сказала она, вытирая руки о передник.

Чародей усмехнулся, вспоминая белавино определение Ядреюшкиного храпа. Милава быстро поднялась по лестнице, ласково защебетала под дверями спящего сыночка, потом заскрипела дверь и… раздался оглушительный женский вопль.

— Ядрей! Сынок! Да что же это?

Чародей сорвался с места, в ужасе представляя Белаву с окровавленными губами над телом свежеубиенного Ядрея, но предстала ему совсем иная картина. На большой деревянной кровати среди подушек и перин сидел здоровенный заяц и дико косил глазами. У входа тяжело осела Милава и голосила на всю избу. Дарей быстро заглянул в светелку, там сладко спала Белава чему-то мило улыбаясь во сне.

— Ну… упырица, — выдохнул чародей и вернулся в комнату Ядрея.

Там уже стоял Хвощ, держа зайца за уши и удивленно разглядывая зверя. Дарей взял у него дергающегося зайца, осмотрел и посадил обратно на кровать. Потом зашептал, щелкнул пальцами, и пред родительские очи явился сам Ядрей с красными ушами.

— Мамо! — завыл он, кидаясь к счастливой матери, утирающей слезы. — За что мне батя ухи надрал?

— Сыночек, Ядреюшка, — Милава повисла на бычьей шее великовозрастного дитяти. — Живой, здоровый, красавец мой родименький.