Джордж Мартин - Игра престолов. Битва королей

– Мы вернемся через Воющий перевал? – спросил ее Джон, не зная, как он еще раз вынесет вид этих гор и как его конь выдержит такой переход.

– Нет. Там нам больше нечего делать. – Взгляд у нее был грустный. – Манс уже спускается вниз по Молочной – он идет на вашу Стену.

Пепел падал, как тихий серый снег.

Он вышел по хвое и бурым листьям на опушку леса, где сосны росли редко. Человечьи скалы за полем были объяты пламенем. Горячий ветер нес запах крови и горелого мяса, такой сильный, что у него потекла слюна.

Но на этот манящий запах приходилось много других, остерегающих. Он принюхался к плывущему на него дыму. Люди, много людей и коней – и огонь, огонь, огонь. Нет запаха страшнее – даже холодное железо, которым пахнут человечьи когти и шкуры, не так опасно. Дым и пепел застилали глаза, а в небе парил огромный крылатый змей, изрыгающий пламя. Он оскалил зубы, но змей уже исчез. Высокий огонь над скалами поедал звезды.

Всю ночь трещал огонь, а потом раздался грохот, от которого земля колыхнулась под ногами. Завыли собаки, закричали в ужасе лошади, и заголосила человечья стая, исходя воплями, плачем и смехом. Нет зверя более шумного, чем человек. Он наставил уши, а брат его рычал, слушая этот шум. Они крались под деревьями, а ветер швырял в небо пепел и угли. Со временем пламя стало гаснуть, и они ушли. Солнце утром встало серое, застланное дымом.

Только тогда он вышел из-под деревьев и медленно двинулся через поле. Брат трусил рядом, привлекаемый запахом крови и смерти. Они пробрались через берлоги, построенные человеком из дерева, травы и глины. Многие из берлог сгорели, другие рухнули, третьи остались стоять, но живым человеком не пахло нигде. Вороны, обсевшие мертвых, с криком взвились в воздух, когда они с братом приблизились, и дикие собаки шарахнулись прочь.

Под серыми человечьими утесами шумно умирала лошадь со сломанной ногой. Брат, покружив около нее, перегрыз ей горло – лошадь слабо дернула ногами и закатила глаза. Когда он подошел к туше, брат огрызнулся на него, прижав уши к голове, а он шлепнул его и укусил за лапу. Они сцепились среди грязи, травы и пепла около мертвой лошади, но брат скоро опрокинулся на спину, поджав хвост. Он еще раз куснул незащищенное братнино горло, поел и дал поесть брату и слизнул кровь с его черного меха.

Темное место тянуло его к себе – жилище шепотов, где все люди слепы. Он чувствовал на себе его холодные пальцы. Каменный запах был как шепот в носу. Он боролся с этим зовом. Он не любил темноты. Он волк, охотник, пластун и убийца, он должен бегать с братьями и сестрами по лесу, под звездным небом. Он сел, задрал голову и завыл. Не пойду туда, говорил его вой. Я волк. Я туда не пойду. Но тьма сгущалась – она покрыла его глаза, забралась в нос, закупорила уши – он ничего больше не видел, не слышал, не чуял и не мог убежать; пропали серые утесы, и лошадь, и брат – все стало черным и тихим, черным и холодным, черным и мертвым, черным…

– Бран, – прошептал чей-то голос. – Вернись. Ну же, Бран. Вернись.

Он закрыл третий глаз и открыл два других, слепых глаза. В темноте все люди слепы. Кто-то теплый обнимал его, прижимая к себе, и Ходор тихонько пел:

– Ходор, Ходор, Ходор.

– Бран, – сказал голос Миры, – ты бился и ужасно кричал. Что ты видел?

– Винтерфелл. – Язык ворочался во рту, как чужой. «Когда-нибудь, вернувшись, я забуду, как надо говорить». – Он горел. Пахло лошадьми, сталью и кровью. Они убили всех, Мира.

Ее рука погладила его волосы.

– Ты весь потный. Хочешь пить?

– Да. – Она поднесла мех к его губам, и он стал пить так жадно, что вода потекла по подбородку. По возвращении он всегда был слаб и испытывал жажду. И голод. Он вспомнил мертвую лошадь, вкус крови во рту, запах жареного в утреннем воздухе. – Долго меня не было?

– Три дня, – ответил Жойен. То ли он подошел очень тихо, то ли все время был здесь – в этом черном мире Бран ни в чем не был уверен. – Мы уже стали бояться за тебя.

– Я был с Летом.

– Слишком долго. Ты так с голоду умрешь. Мира понемножку поила тебя, и мы мазали тебе губы медом, но этого мало.

– Я ел. Мы загнали лося и отпугнули дикую кошку, которая хотела его утащить. Кошка, желтая с коричневым, была наполовину меньше волков, но свирепая. – Он помнил ее мускусный запах и то, как она рычала на них с дубовой ветки.

– Это волк ел, а не ты. Будь осторожен, Бран. Не забывай, кто ты.

Он помнил это слишком хорошо: он мальчик, сломанный мальчик. Уж лучше быть зверем. Можно ли удивляться тому, что ему нравится смотреть волчьи сны? Здесь, в сырой холодной тьме гробницы, его третий глаз наконец открылся. Он мог соединиться с Летом, когда хотел, а однажды даже до Призрака добрался и поговорил с Джоном. Хотя это тоже могло быть сном. Он не понимал, почему Жойен так старался вернуть его назад. Бран оперся на руки и сел.