Наталья Якобсон - Роза с шипами

Винсент присел на пень и коснулся своего горла. Я знал, что ему страшно расстегнуть воротник и вновь увидеть раны, изуродовавшие его идеальную светящуюся кожу.

-- Дебора поступила с тобой куда более жестоко, чем судьба, - заметил я, скрестив руки на груди, словно опасался, что мой гнев на скрипачку может выплеснуться на какое-нибудь дерево, которое я искромсаю когтями. - Она ведь могла просто выставить тебя за дверь и объяснить, что воровать нехорошо, но зачем же было тебя калечить.

Винсент только горько усмехнулся в ответ и пробормотал что-то типа того, что жизнь очень несправедлива.

-- Ты заслуживаешь чего-то лучшего, чем всю вечность носить на себе клеймо, - я опустился на одно колено перед пнем, где он сидел и коснулся его воротника. Вокруг нас кружился снегопад, в кронах деревьев гулял зимний ветер, но я не ощущал холода. Драконья кровь огнем текла по моим венам и согревала меня изнутри, та самая кровь, которая легко могла подарить исцеление Винсенту.

-- Не надо, Эдвин, - Винсент смутился, но не отпрянул от моих холодные пальцев, ловко расстегнувших воротник. - Пусть все останется, как есть.

-- Шрамы сами собой не пройдут, - как бы между прочим напомнил я. - Ты на всю жизнь останешься меченым.

-- Да, - в его глазах вспыхнул дьявольский огонек. - Пусть любой, кто восстанет против тебя в Виньене, случайно заметит на моей груди сатанинскую метку и отшатнется. Эдвин, я хочу видеть страх в глазах тех, кто попытается на дуэли распороть шпагой не только мой кафтан, но и кожу. И, кроме того, такое необычное клеймо помогает мне сохранить индивидуальность, - попытался пошутить он. - Без него я был бы заурядным мошенником, каких множество, а, взглянув на отметину, можно сказать, что я совершил что-то из ряда вон выходящее, какое-то невероятное преступление и меня надо бояться.

Я сокрушенно покачал головой.

-- Ты отказываешься от слишком щедрого дара, Винсент.

Он только пожал плечами и шрамы, на его шее и груди обозначились четче. Несколько темно-красных, неровных и неприятный на вид линий. Печать Деборы. Человеку, наверняка, было бы очень больно, но Винсент либо боли не испытывал, либо успел свыкнуться с ней за годы. Я коснулся одной глубокой, незаживающей борозды. Ранки совсем не затянулись с тех пор, как я видел их в последний раз.

-- Я запомнила Винсента благодаря этой примете, - шепнула Роза. - Он сидел тогда в ложе и смотрел на меня с таким выражением, будто собирается нанести мне такие же раны.

-- Я просто был восхищен, - возразил Винсент.

Я был взволнован и, не отдавая себе отчета в том, что делаю, слегка прикусил себе язык. Железный, смешанный с огнем привкус крови застыл во рту, обжег неба. Я приблизил лицо к шее Винсента так, словно хотел коснуться поцелуем его шрамов и капелька крови с моих губ упала ему на кожу. Винсент вскрикнул и отстранился. Моя кровь обожгла его, попала на рану, проникла в его собственную кровь и прокатилась жидким пламенем по венам. На его обескураженном мальчишеском лице в миг промелькнула гамма чувств: сомнение, обида, мучение. Он не думал, что я решусь причинить ему боль после всего того, что мы пережили вместе, но боль была минутной. Удивительно, но всего капелька - молекула моей крови сделала его сильнее и краше. Темные борозды шрамов медленно и неуловимо разглаживались, сухая поврежденная кожица вокруг них снова становилась ровной и прозрачной.

Я поднялся на ноги и с первого взгляда оценил чудодейственность исцеления. Никаких шрамов не осталось только почти неразличимые для глаза белые полоски тянулись по тем линиям, где когда-то прошлись коготки Деборы.

-- Ты снова безупречен, - не требуя благодарности, улыбнулся я. - Ни одного изъяна. С такой прекрасной внешностью даже мое блистательное общество приняло бы тебя за своего.

Винсент тихо мелодично рассмеялся. В холодную зимнюю пору его смех напомнил шелест листвы, а в карих глазах засветилось тепло.

-- Для тебя это оказалось так просто, так достижимо, а я мучился много лет, листал свои потрепанные книжки, записи других чародеев, мемориалы и каждая страница подсказывала мне один и тот же прискорбный ответ - исцеление невозможно.

Он ощупал свою обновившуюся гладкую кожу, хотел застегнуть пуговки воротника, но передумал и оставил кафтан распахнутым, будто боялся, что если опять наглухо запахнет воротник, то потом снова обнаружит у себя на горле все те же отметины.

-- Я, наверное, должен сказать "спасибо", - запоздало предположил он.