Лоуренс Уотт-Эванс - Ночь Безумия

– Но мы же предполагаем, что Гильдия более не следует своим правилам.

– Это глупо, – повторила Альрис. – Дурацкое предположение, потому что они следуют своим дурацким правилам, и дядя Фаран не может убедить их отказаться от этого.

– И это дурацкий спор, – сказала Нерра. – Я голодна. Правитель сегодня устраивает парадный ужин?

– По-моему, нет, – отозвался Ханнер.

– Тогда пошли на кухню и добудем себе чего-нибудь. Мне не хочется есть здесь, да и дядюшка навряд ли обрадуется, если мы будем у себя, когда он приведет очередную пассию.

– Твоя правда, – кивнул Ханнер. Он тоскливо поглядел на диван у стены – ноги у него болели, и он охотно бы дал им отдохнуть – повернулся и побрел к двери. Голоден он был не меньше Нерры, а ноги могут отдохнуть и на кухне, благо идти до нее всего три пролета вниз и какую-то сотню футов на запад, прямо под главный зал.

Огромная, похожая на пещеру кухня кишела по слугами – все они готовили, носили и жевали всякие вкусности. Один стол, в сторонке, окружала стража – там шеф-повар готовил ужин правителю.

Принято было, чтобы правитель пировал в главном зале, с семьей и придворными, но Азраду VI всегда было лень тратить такие усилия па еду; он предпочитал кушать и своих покоях в окружении ближайших советников – братьев и лорда Фарана, если тот случался поблизости. Другие обитатели дворца были вольны устраиваться как угодно.

Лорд Фаран часто ужинал на стороне, в особняках разных важных сановников или в домах у женщин, но сестер Ханнера приглашали туда редко, а самого Ханнера – еще реже. Добывание себе еды на кухне было для них делом обычным.

Четверка раздобыла жареную курицу, бутылку альдагморского, блюдо овощей и кучу сладких булочек, потом нашла тихий угол и устроилась там на полу, скрестив ноги. Они ели, болтали и смотрели на суету вокруг. Ханнер заметил, как вывалили в окно ведро отбросов, и проворчал:

– Теперь понятно, почему воняет канал.

– А ведь правда, ужасная вонь, – согласилась Мави. – Думаю, очищающее заклятие в последний раз не сработало.

– Волшебству доверять нельзя, – сказала Нерра. – Оно ненадежно. Так, во всяком случае, утверждает дядя Фаран.

Альрис возмущенно фыркнула.

– Возможно, еще и поэтому Гильдия запрещает смешивать власть и магию, – заметила Мави.

Ханнер покачал головой:

– Не думаю, что поэтому. На самом деле волшебство не менее надежно, чем все остальное.

– Так то волшебство. А другая магия? Дядю Фарана тревожат все маги, хотя по-настоящему раздражают его только волшебники.

– Гильдия не желает, чтобы разные виды магии смешивались, – сказала Альрис.

– А волшебство и правда менее надежно? – спросила Мави. – Никогда об этом не слышала.

Ханнер приподнял ладонь.

– По-моему, все зависит от того, чего вы хотите от волшебника, – проговорил он. – Жрецы не претендуют на безошибочность, и многие молитвы остаются без ответа, но кое с чем они прекрасно справляются. Мне не доводилось видеть, чтобы больной горячкой, которого пользовал жрец, умирал.

Внезапно стало очень тихо, и Ханнер осознал, что он только что сказал. Нерра и Альрис молча уставились на него, но Мави спросила:

– Сколько вообще людей сейчас умирает от горячки?

– Наша мать умерла. – Нерра сердито отставила тарелку. – Он видел, как горячка сожгла нашу мать. И маги не помогли – она ведь была леди Иллира, сестра лорда Фарана. Их заклятия к услугам купцов, моряков, вонючих нищих со Стофутового поля, но для потомственного аристократа или кого угодно, связанного с правителем, – нет уж, маги и пальцем не пошевелят. – Она глянула на Альрис – та смотрела в тарелку и отщипывала кусочки курицы.

– Это еще одна причина, по которой дядюшка так озабочен магией, – тихо проговорил Ханнер.

– Ужин окончен. – Нерра вскочила. – Я пошла.

– Я с тобой. – Альрис поставила тарелку на пол.

– Но я не наелась! – запротестовала Мави.

Нерра не ответила; она шагала прочь, увлекая за собой Альрис. Мави и Ханнер остались сидеть на полу.

– Прости, – сказал Ханнер. – Я не подумал. А стоило бы, прежде чем напоминать им о маме.

– Ну, меня-то ты не задел, – отозвалась Мави. – Моя мать жива и здорова. Но это и правда было...

– Бестактно?

– Что-то вроде...

– Бесчувственно?

– Может быть...

– Невероятно глупо?

– Да, думаю, что так.

– В этом я мастак, – согласился Ханнер. – Никогда не знаю, ни что сказать, ни когда прикусить язык. Потому-то я все еще и состою на побегушках у дядюшки вместо того, чтобы заниматься собственным делом.