Лоуренс Уотт-Эванс - Ночь Безумия

А за углом там лавка ювелира, куда ее родители вообще ни ногой.

Но в этом сне родителей не было, так что Кирша могла делать все, что ей вздумается.

Почему бы не разбить окно в лавке и взять, что понравится, а потом улететь большой яркой птицей. Или полететь к меньшей луне, узнать, почему она розовая, а по пути найти себе прекрасного принца из Малых Королевств или сардиронского барона, а потом...

Она слишком забегает вперед, решила Кирша. Сперва надо выяснить, есть ли в мире этого сна улица Красильщиков.

Внизу, под ней, народ кричал и вопил, но девушке было не до того. Она со смехом завернула за угол.

Кто-то орал благим матом, и раздраженный спросонья Кеннан-Насмешннк понял, что именно этот вой его и разбудил.

Шум быстро удалялся – кто бы ни орал, сейчас он удирал, и весьма поспешно. Однако что-то во всем этом встревожило Кеннана, так что он решил снова не засыпать.

Потом по коридору кто-то пробежал, закричала жена его сына Санда, и Кеннан выбрался из постели и схватил халат.

– В чем дело? – осведомился он, выходя в темную прихожую. – Что происходит?

Никто не ответил; он поспешил к двери спальни сына – она стояла открытой. Кеннан помедлил – Акен и Санда дорожили своим уединением – и осторожно переступил порог.

Акена видно не было; Санда свесилась через подоконник.

– Вернись!.. Верните его! – кричала она.

– Что стряслось? – снова спросил Кеннан.

Санда обернулась. Даже в тусклом свете от распахнутого окна Кеннан разглядел слезы на ее щеках.

– Он пропал, – сказала она. – Его забрали.

– Кто пропал? – растерянно переспросил Кеннан.

– Акен, – ответила Санда. – Я была внизу, закрывала ставни, услышала его крик и побежала наверх узнать, что случилось... смотрю – окно распахнуто, и... взгляните на задвижку!

Кеннан взглянул. Железная щеколда была вывернута и смята в комок.

Кеннан все еще ничего не понимал. Не понимал, куда подевался Акен, не понимал, что произошло со щеколдой. Похоже было, что кто-то очень сильный смял ее в кулаке.

Акен был сильным юношей – но не настолько.

– Где он? – спросил Кеннан.

– Там! – Санда махнула в окно. – Я видела, как он летел. Его забрали!

– Кто забрал? – До Кеннана что-то начало доходить, хоть это ему и не нравилось. – И что значит – летел?

– Летел! По воздуху! Как маг! Волшебники его и взяли!

– Санда, да ты свихнулась – зачем волшебникам Акен? И каким волшебникам?

– Тем, что на улицах, – сказала она, тыча вниз пальцем. – Они роятся кругом и все рушат. И они забрали вашего сына. Я видела.

Не то чтобы Кеннан и вправду хотел посмотреть, но он все же на цыпочках пересек комнату и через плечо Санды выглянул в окно.

Все было, как сказала его невестка. Вдоль улиц и над крышами летели на север люди, кое-где за ними летели и вещи – одежда, украшения, мебель., Все это было совершенным безумием.

И нигде ни следа Акена.

Подобно многим другим, Зарек Бездомный с криком очнулся от кошмара и был весьма удивлен, услышав по меньшей мере дюжину других голосов, вопящих так же, как он. Он сел, не выпуская края побитого молью одеяла, и огляделся.

Он лежал в центре Стофутового поля, неподалеку от места, где Кривой переулок вливается в Пристенную улицу. Кругом валялись драные одеяла, теснились шатры и наспех сколоченные хижины городской бедноты – голоса неслись отовсюду, хотя их число, казалось, быстро уменьшалось.

Неподалеку вспыхнул фонарь, из шатра крошки Пелиррин донеслись взволнованные крики.

– Заткнитесь и дайте спать! – рявкнул кто-то: двое или трое крикунов никак не унимались.

Один голос превратился в тихий стон; другой смолк. Наконец стал слышен единственный звук – женщина подвывала тоненько, на одной ноте: так мог бы плакать ночной ветер, если бы ночь не была так тиха.

– Проклятые волшебники, – проворчал кто-то.

– Так это они? – усомнился его сосед.

– А то кто же? Люди просыпаются все разом и начинают все разом вопить – если это не магия, то я Азрад Великий.

Спорить с этим Зарек не мог; он принялся лениво размышлять, что это были за чары и почему они поразили его. Совершенно ясно, поразили не всех, иначе вопили бы сотни голосов, а не пара дюжин. Но его-то зацепило точно. Глотка у него саднила от крика – впрочем, глотка у него саднила часто, от плохой воды, еще худшей еды и разной заразы, подцепить которую на поле было раз плюнуть.

Он попытался припомнить, почему орал, но вспомнил лишь ощущение удушья и захлопнувшейся ловушки.