Тимофей Печёрин - Темная жатва

Последняя фраза была произнесена уже после того как покорный приказу торнгардец вышел за дверь; и произнесена со злорадной усмешкой.

…а тем временем один из многочисленных цирюльников Грифондола окончательно избавил Свена от самой ненадежной из его примет. Светлая грива, изуродованная неуклюжими усилиями беглого убийцы, ныне превратилась в «ежик» едва ли полдюйма длины. С ним в бесформенном балахоне гость из столицы походил уже не на дурачка, а на странствующего проповедника — от растительности на голове избавленного не иначе как при очередном ритуале.

— Ну? Как? — вежливо осведомился мастер ножниц и бритвы, указывая на большое, старое, пропыленное зеркало.

— Самое то, — отвечал Свен довольным голосом, после чего протянул цирюльнику положенную пару монет. Тот взял деньги со спокойным достоинством: ровно так, как и полагается принимать очевидные, сами собою разумеющиеся, вещи.

Цирюльник не знал… да и вряд ли мог подумать, что поначалу Свен намеревался не то что ничего не платить, но даже прикончить его, как лишнего свидетеля. Передумал убийца в самые последние минуты стрижки — решив, что все равно не задержится ни в этой части города, ни в самом Грифондоле.

Говоря начистоту, новых вылазок к чертогу Свен решил не предпринимать. Едва ли после неудавшегося покушения герцог Оттар еще высунет из него нос… по крайней мере, до тех пор пока не вознамерится пойти на Кронхейм. Вот тогда-то, в походе, член Гильдии Убийц и намеревался попробовать еще раз.

А до тех пор Свен надеялся отсидеться в городских трущобах: обиталище воров, попрошаек и шлюх. Приятного в таком месте (равно как и в соответствующей компании) было немного, зато имелось хотя бы одно несомненное преимущество. Заглядывать в трущобы городская стража обычно, по меньшей мере, побаивалась. А значит, почти наверняка и не достанет Свена, как не сумела достать многих из обитателей городского дна.

Ну а коли преследование Свену не грозит, то какой смысл бояться свидетеля? В таком случае, не имело смысла его убивать: лишние жертвы вообще-то ни к чему. Так за время стрижки успел рассудить Свен, тем самым явив первые признаки не только мастерства, но теперь еще и зрелости.

Всяк, кто объездил страну от края до края, не мог не заметить: чем южнее, тем более в строительстве предпочитаемо дерево, а не камень. Торнгард, например, как самый северный город королевства, напоминал прямо-таки огромную цельную каменную фигуру. А вот в столице обыкновенно из камня строился только первый из этажей; прочие же возводились из бревен и брусьев. Ну и, наконец, в южных землях даже в городах многие дома стояли целиком деревянные — причем, даже в богатом Грифондоле.

И тем менее естественно смотрелся посреди грифондолских лугов Храм Крови: эта, полностью возведенная из камня, уродина, формой напоминавшая не то приземистую башню, не то исполинскую оплавленную свечу. Сходство опять-таки со свечей усиливал огонь на верхушке, поскольку именно там располагался алтарь.

В отличие от поклонников Тлетворного, служители Кроворукого никого не боялись и не таились: Храм их стоял посреди открытой местности, а вовсе не прятался в глухом лесу. Да и некого до сих пор было бояться — мирные землепашцы и пастухи сами не горели желанием приближаться к Храму Крови, а, тем более, селиться рядом с ним. Не то чтобы они опасались быть принесенными в жертву; просто чужаков не подпускал к себе сам Храм. Точнее, сила Темного Владыки, призываемая особыми ритуалами.

И днем и ночью Храм окружали, закрывая от внешнего мира, Пелены Страха, Боли и Морока. Первая была призвана в буквальном смысле отпугивать посторонних, исподволь внушая им, что место это — гиблое и зловещее. Если же кому-то из незваных гостей страх оказывался неведом, то у самых стен Храма на него нападала неотвязная и все нарастающая боль. Временами она приводила даже к смерти: если помимо бесстрашия чужак был наделен и бараньим упрямством.

Наконец, третья из невидимых и нерукотворных Пелен делала Храм невидимым в ночной темноте, да и при свете дня делала очертания его нечеткими, словно бы призрачными. И, тем самым, еще в большей мере предостерегала от постороннего (и нежелательного) внимания.

Только вот подошедших к Храму воинов герцога Оттара не могли отпугнуть ни боль, ни страх. Сила, что вела их, многократно превосходила те крохи, что бросал Кроворукий своим прислужникам — ведь то была сила древних магов, заключенная в Руне Власти. Тем более оказалась бессильной Пелена Морока; одинокое каменное здание, даром что с размытыми чертами, для воинов было прежде всего зданием: целью для захвата или уничтожения. И башню-свечу, одиноко высящуюся в сем безлюдном месте, перепутать с чем-то иным, кроме Храма Крови было невозможно.