Питер Дэвид - Долгая ночь Примы Центавра

Основная трудность заключалась в том, что отныне единственным, кому он мог доверять, остался только он сам. Как бы ему хотелось доверять Лондо, но, увы, Вир уже увидел слишком много такого, что не позволяло ему теперь хоть сколько-нибудь доверять императору.

Не доверял он и техномагам. Его первая встреча с этой расой, которая произошла на Вавилоне 5 много лет назад, во время Великого Переселения техномагов, оставила у Вира убеждение, что все они - обманщики и трюкачи. Кошмарная иллюзия, которую техномаги наслали на него, монстр, угрожавший разорвать Вира на кусочки, до сих пор являлся к нему в ночных кошмарах (30).

У расы техномагов были свои интересы, свои побуждения, своя повестка дня. По-прежнему оставалась определенная вероятность, что, по непонятным причинам, Кейн все это просто подстроил. Что вовсе не было такого явления, которое называлось «Дракхи». То, что Кейн показал Виру, было столь коротким фрагментом, настолько малоубедительным, что у Вира возникали серьезные сомнения в откровенности техномага. Кейн мог просто все это сфабриковать, чтобы подорвать преданность Вира Приме Центавра - по причинам, о которых Вир мог только гадать. А это могло также означать, что и вся история с Мэриэл также сфальсифицирована…

Но нет. Нет. Вир был уверен, что история с Мэриэл - не фальшивка. Чем дальше он улетал от Вавилона 5, чем более далекой становилась арена их совместной жизни, тем яснее становилось это для него.

Вир прибыл во дворец, и его с вежливым удивлением приветствовала личная охрана Лондо. Его проводили в приемную, где ему предстояло дожидаться свободного окна в напряженном расписании императора, когда была бы возможна эта незапланированная аудиенция.

- Если бы только мы ожидали вашего прибытия, то могли бы разместить вас с большими удобствами, - сказали Виру. Он только плечами пожал. Для него не было большой разницы.

Сидя в приемной в ожидании аудиенции, Вир все еще не мог стереть образ Мэриэл из своей памяти. Но он твердо решил, что именно этого необходимо добиться. Вир мысленно нарисовал перед собой ее презренное лицо, и начал мысленно разбирать его на кусочки, деталь за деталью. Вырвал глаза, отрезал нос, удалил зубы, язык, все вообще, пока не осталась лишь зияющая пустота там, где когда-то была эта женщина, занимавшая, оказывается, столь много места в его голове.

И когда Вир избавился от нее - или по меньшей мере, когда он решил, что избавился от нее - он точно знал одно. Вир знал, что если раньше он никогда не встречался с женами Лондо Моллари, то и впредь, с этого самого момента, ни с одной из них он не намерен встречаться больше никогда.

Дверь приемной плавно отворилась, и Вир автоматически начал привставать… и застыл, так и не успев подняться.

Вовсе не Лондо появился в дверях. Вместо него там была миниатюрная женщина-центаврианка, круглолицая, с холодными насмешливыми глазами, с губками трубочкой, в знак неодобрительного отношения ко всему окружающему, и ледяными манерами.

- Ты потерял в весе, Вир. И выглядишь измотанным. Тебе срочно надо перекусить, - сказала ему Тимов, дочь Алгула, жена Лондо Моллари.

Нехорошие слухи поползли по раскопкам.

Конечно, у планеты и раньше была дурная репутация. Все знали эти истории. Но никто не воспринимал их всерьез, по-настоящему всерьез. Их обсуждали по вечерам, но по началу эта болтовня больше походила на страшилки, которыми пугают друг друга дети, сидя в походе вокруг костра.

Но проходил месяц за месяцем, и у всех стало возникать чувство, что они подбираются все ближе к чему-то. Никто не знал, к чему именно, но было всеобщее и безошибочное предчувствие чего-то дурного, даже у людей столь здравомысленных, что они бы никогда бы не купились на старомодное представление об этой планете, как обители привидений.

А затем возникла проблема загадочного исчезновения землекопов.

Когда исчез первый, никто об этом не задумался. Но затем, месяц за месяцем, исчезновения случались все чаще. Поначалу полагали, что это простое дезертирство, но некоторые из исчезнувших оказались работягами, которым не было никакого резона дезертировать. Наоборот, один из них, парень по имени Нул, как раз перед исчезновением говорил о том, какая замечательная штука, эти раскопки, ничего лучше в жизни у него не было. Благодаря раскопкам, он смог, наконец, отвязаться от жены, которую терпеть не мог, и детей, которых никогда не понимал, да и от всей этой прежней жизни, которая не дала ему ничего, кроме горечи. Поэтому, когда Нул исчез, у всех в изумлении поднялись брови, и по городу поползли разные кривотолки.