Илья Крымов: Драконов бастард

У феодалов попросту не было иного выбора, так как ни один из них ни за что не пожелал бы признавать другого своим сюзереном, почитая себя никак не ниже и ничуть не менее достойным претендентом на корону. У каждого из них имелось в подчинении собственное, закаленное в боях и еще горячее после войны войско, а внезапно осиротевшие полки регулярной армии с генералами, не подчиняющимися, по сути, никому после ухода Валарика Вольферина, стали некой разновидностью непредсказуемого стратегического элемента, могшего стать как залогом победы, так и поражения для любого из лордов в войне за трон. Слишком опасной в столь смутное время войне, когда народ заморочен, растерян и голоден. А ведь зима была не за горами.

Взвесив все «за» и «против», великие лорды решили, что король, который в прежние времена славился своей мудростью, отменным политическим чутьем и устраивал на троне практически всех, станет единственным достойным короны человеком.

Бейерон дал ответ не сразу. Он заставил великих лордов мариноваться в собственном соку почти месяц, в течение которого они все очень остро почувствовали его власть. Старик вполне мог не вернуться в Ордерзее из своего Хог-Вуда, и он явственно дал понять, что это не они его возвращают, а он сам снисходит до их просьб и принимает корону в тяжелые времена. Монарх все же вернулся в Ордерзее вместе с дочерью и ближайшими соратниками, которые сопровождали его в изгнании. Он был заново коронован и немедленно получил с полдюжины дипломатических депеш от монархов ближайших держав.

Первым поздравления и заверения в дружбе прислал молодой король Ридена Радован Третий.

Генерал Бальден получил жезл маршала Ривенского королевства и большую боеспособную армию, собранную Вольферином. Почти две трети этой армии Бальден скрепя сердце демобилизовал по приказу короля, вернув пахарей полям, мужей женам, сыновей матерям. Оставшиеся полки являлись отборными, самыми закаленными и наилучшим образом проявившими себя в боях подразделениями, и до конца осени они были переведены в восточные цитадели, поближе к границам с Марахогом и Риденом, на которых до последних недель наблюдалось напряжение.

Войска Марахога немедленно отступили в глубь родных территорий — земля, у которой был полновластный хозяин, больше не казалась такой привлекательной добычей для маров, тем более что на тот момент Ривен обладал самой боеспособной армией на западе Вестеррайха, которая легко смогла бы проложить себе путь сквозь целое королевство. Что же до риденцев, то Радован Третий в своей депеше Бейерону так и заявил, что всеми силами не позволял марам пересечь границы Ривена, пока отважные ривы бьются с нелюдями на западных окраинах страны.

Год сменялся годом, и хотя на поиски пропавших серых магов были брошены колоссальные силы, найти их не удавалось. Имя Шивариуса мелькало тут и там беспрестанно. Из обрывочных донесений следовало, что малефикарум все время появляется в разных частях Вестеррайха, но нигде не задерживается надолго, и попытки Церкви поймать его постоянно терпели крах.

Что же до юного волшебника Тобиуса, то он пропал без вести, и на протяжении последующих лет никто и ничего о нем не слышал… но поиски не прекращались.

Ему было холодно и мокро, нечто твердое холодило его спину, крики чаек раздавались где-то далеко наверху, а вокруг пело море. Его запаха и шума трудно было не узнать. Тобиус открыл глаза и посмотрел в светло-серое нерадостное небо. Там действительно парили чайки, и их было много.

Сесть оказалось довольно легко, и, сделав это, волшебник смог увидеть свое тело, голое, мертвенно-бледное и мокрое, покрытое шрамами и зернистыми фиолетовыми гематомами. А еще он увидел уродливый оплавленный кусок бронзы, отдаленно напоминавший очертаниями его правую руку. Резкий приступ пульсирующей боли словно того и ждал, чтобы рвануть из покалеченной руки по нервам в мозг и заставить мага вскричать. Тобиус еще долго сидел почти неподвижно, тяжело дыша, поскуливая от боли, то разгорающейся, то утихающей, и баюкал тяжелый кусок бронзы, как плачущего младенца.

Слегка успокоив руку, он оглядел черные скалы, о которые колотились пенные волны прибоя и в которых тихо завывал соленый стылый ветер. В том месте горы входили в море, нерадостные темные вершины нависали над волшебником с одной стороны, а с другой располагалась лагуна, приютившая в своем лоне портовый город. Сложенный из серого камня маяк находился в полусотне шагов, и волшебник хотел было пойти к нему, но замер, не сделав и двух шагов: рядом на одном из черных блестящих камней стоял некто в синем плаще с капюшоном. Волны, бившиеся о валун, почти доносили свою грязную пену до его ног, но всякий раз им не хватало лишь самой малости.