Тэд Уильямс - Скала прощания

Огонь подпрыгивал и плевался, когда снежинки залетали в костер, чтобы тут же обратиться в пар. На деревьях вокруг все еще играли оранжевые отблески, хотя костер догорел почти дотла. За хрупким барьером, который воздвиг огонь, терпеливо ждали туман, холод и тьма.

Деорнот протянул руки к костру и старался не обращать внимания на живое присутствие Альдхортского леса: переплетенные над головой ветви заслоняли звезды, окутанные туманом стволы мерно раскачивались на холодном неутихающем ветру. Джошуа сидел напротив, отвернувшись от огня и устремив взор в недружелюбную темень. Узкое лицо принца, раскрасневшееся от жара костра, выражало безмолвную муку. Сердце Деорнота сочувствовало принцу, но ему было мучительно видеть выражение страдания. Он отвернулся, разминая онемевшие от холода пальцы, как будто мог таким образом разогнать печаль, свою, своего повелителя и всего их жалкого, обездоленного племени.

Кто-то застонал неподалеку, но Деорнот не поднял глаз. Многие страдали, а некоторые, например, маленькая служанка с ужасной раной на горле или Хельмфест, один из людей лорда-констебля, искусанный этими ужасными тварями, вряд ли доживут до утра.

Их беды не кончились, когда они спаслись из разоренного замка в Наглимунде. И уже когда отряд принца пробирался через последние разбитые ступени Перехода, преследование продолжалось. Буквально в нескольких ярдах от Альхорта земля вокруг закипела, и коварная ночь вдруг наполнилась щебечущими криками.

Повсюду были землекопы, буккены, как называл их юный Изорн. Он продолжал истерически выкрикивать это слово, орудуя мечом. Несмотря на испуг, сын герцога убил многих из них, но и сам получил дюжину мелких ран, нанесенных острыми зубами землекопов и их примитивными зазубренными ножами. Это была еще она причина для беспокойства: малейшая ранка грозила воспалиться.

Деорнота передернуло. Эти мелкие твари вцепились и ему в руку, как крысы. Задыхаясь от омерзения, он чуть не отрубил себе руку, пытаясь сбросить этих мелких чирикающих чудовищ. Даже сейчас он содрогнулся от одного воспоминания.

Отряду Джошуа все-таки удалось вырваться из окружения и пробиться к лесу. Как ни странно, эти мрачные деревья оказались своего рода преградой, обеспечившей им убежище, полчища землекопов, все еще слишком многочисленные, не последовали за ними.

Нет ли в этом лесу какой-то власти, которая их остановила? — подумал Деорнот. Или, скорее, не живет ли здесь кто-нибудь пострашнее их?

Спасаясь, они оставили позади пять растерзанных тел, некогда бывших людьми. Выживших членов отряда оставалось около дюжины, а судя по затрудненному дыханию Хельмфеста — закутанный в плащ, он лежал у костра, — их скоро будет еще меньше.

Леди Воршева стирает кровь с его мертвенно-бледного лица. Взгляд у нее отрешенный, как у того сумасшедшего, которого Деорнот видел однажды на площади в Наглимунде. Он часами переливал воду из одной плошки в другую, не проливая ни капли. Ухаживать за этим полуживым — такое же бессмысленное занятие. Деорнот был в этом уверен, то же можно было прочесть и в темных глазах леди Воршевы.

Принц Джошуа обращал на леди Воршеву не больше внимания, чем на остальных членов своего отряда. Несмотря на ужас и крайнюю усталость, которые она делила с остальными спутниками, было ясно, что ее злит его невнимание. Деорнот давно наблюдал за их бурным романом, но так и не мог решить, как к ней относиться: иногда эта женщина раздражала его, потому что мешала принцу выполнять его обязанности; иногда он испытывал к ней невольную жалость, так как ее страстный темперамент превосходил ее терпение. Джошуа мог быть иногда безумно медлительным и педантичным и даже в лучшие моменты имел склонность к меланхолии. Деорнот понимал, что жизнь с таким человеком для женщины, даже любящей, тяжела.

Старый шут Таузер и арфист Сангфугол вели вялую беседу. Недалеко от них валялся опустошенный бурдюк шута. Таузер один опорожнил бурдюк в несколько глотков, чем вызвал резкие замечания товарищей. Пока он пил, его слезящиеся глаза сердито моргали, как у петуха, грозящего чужаку, переступившему порог курятника.

Единственными людьми, занятыми полезным делом, были герцогиня Гутрун, жена Изгримнура, и отец Стренгьярд, архивариус из Наглимунда. Гутрун разрезала свою парчовую юбку спереди и сзади и, сшивая половинки, делала себе подобие брюк, чтобы легче пробираться через густые заросли Альдхорта. Стренгьярд, признав разумность этой идеи, резал перед своей сутаны затупившимся ножом Деорнота.