— Отставить паланкин… — Магистр и сам еле разогнулся, представив эльфа в чжули и очках восседающего на таком «троне». — Ну ты сказанул, товарищ эльф…
Лорешинад между тем успел разобраться со шляпой, и теперь выглядел, как охранник какого-нибудь сёгуна из фильма.
— Полес-зная вещь, — оценил он. — Только Кии-Вэльве достхавать неудобно. Тхак мне мошно наверху ехать?
— Нельс-зя, — скопировал акцент эльфа Сайлас. — Исключительно для твоей же безопасности. Лезь, давай, внутрь, приколист. Кстати, будь готов: эта штука довольно громкая.
— Что тхакое «прикхолист»?
— Дорогой объясню, садись уже!
Эльф снял шляпу и втиснулся внутрь «тачки». В нос тут же ударила смесь запахов, выделить из которой что-либо было совершенно невозможно.
— Ну? — вопросил Грим. — Погрузились чтоль?
— Да, всё, — кивнул Сайлас, хлопая дверью. Оглянулся: — Береги голову, парень. Говорю, как опытный человек.
— Поэтому он и собирался на крыше ехать, — предположил снова развеселившийся колдун. — От веток ему уворачиваться привычнее.
Взревев десятком ящеров, механизм… затих.
— Без комментариев, — с каменным лицом сказал Грим. — Ушастый, вылазь!
— С-зачщем?
— Подтолкнёшь!
— Не сдвинет, лучше я, — вызвался магистр.
Он вылез и упёрся руками в дверь и в крышу.
— Ну… Три, два, раз, поехали!
«Тачка» снова взрыкнула и с видимым усилием сдвинулась с места. Через секунду она набрала ход, так что Сайлас едва успел заскочить внутрь.
«Странный транспорт, — подумал Лорешинад, кое-как устроившийся в середине промятого сидения. — Магии нет совсем, а характер явно в наличии. Или это голем?..»
Лес светлых
В небольшой уютной избушке в тени деревьев Малос-Нольве, недалеко от одного из входов в Хар'ол-Велдрин спала Двести-сорок-вторая. Она хранила под сердцем ребёнка, уснув без амулета, не «выходя» в общую Цепь. Она лишь общалась со своим малышом: говорила с ним, помогала, поддерживала, воспитывала. Когда ребёнок начинал брыкаться, она улыбалась. Приближалось время родов, и они должны были подготовиться к встрече.
Последние часы её сна подходили к концу. Четырнадцатый сидел на кровати, держал её руку, смотрел в пол немигающими глазами и говорил. Зная, что она его не слышит, уговаривая себя, прощая себе свою слабость.
«…Ты ведь правда для меня особенная. Я видел многих женщин, но не хотел ни с кем остаться. Они меня не принимали. Кто-то пытался сломать, кто-то — просто удержать. А ты примешь меня. Даже если я скажу тебе всю правду про себя. Но я не скажу… Ради тебя и ребёнка. Ради ваших жизней.
Эта белобрысая гадина велела убить тебя… Мерзавка. Серые не заметили бы твоей смерти: забеременела — уснула — умерла при родах. Отличная маскировка. Но я замаскирую тебя по-другому. Вас обоих. Для всех вы умрёте, но останетесь жить здесь, со мной.
Ты же поверишь мне. Ты примешь меня. Ты не полезешь сломя голову в политику за моей спиной…
Ты просто будешь знать, что я Приближенный, и у меня свои задания. И ты останешься верна мне и не предашь меня… Так же, как я предаю целый народ во главе с их королевой.
Сейчас так надо. Войны начинаются не с оружия, не с армий. А с неудач дипломатии. Оружие — это последний аргумент, когда кончились слова. Когда интриги раскрыты. Когда нет ни сил, ни времени плести новые. Войне оружия предшествует война информации, дипломатии, война слов. Война ума. Когда устаёт ум политиков, поднимаются воевать армии. Тогда начинается война умов полководцев: интриги тактик, стратегий, ухищрений, гамбитов. И война идей. Если рядовые ГОТОВЫ умирать «за идею», убивая противников, защищая свои идеалы — они победят даже многочисленных врагов. Если они ИДУТ умирать, не понимая, зачем, не желая воевать, страшась смерти — они будут уничтожены.
А дальше снова начнётся война политиков, и побеждённые будут торговаться за свои жизни и культуру, за территорию и власть.
Иногда победители ликуют, не подозревая, что побеждённые дёргают их за ниточки, словно детских соломенных кукол.
Это как шахматы… Игра в мире Разных.
Порой войну называют Столетней, тогда как армии бились всего неделю. Порой получается выиграть, не применяя оружие вовсе…
Иногда случается, что один народ нападает на соседей, держит их в подчинении несколько лет. А потом теряет силы, жрёт себя изнутри, правители грызутся друг с другом. И империя победителей распадается, освобождая все свои колонии: массовая амнистия.
Читать дальше